ЭКОНОМИЧЕСКАЯ ШКОЛА

---

100 Hot Books (Амазон, Великобритания)

 

ЧТО МЫ УЗНАЛИ О ПЕРЕХОДЕ К РЫНОЧНОЙ ЭКОНОМИКЕ?

 

В целях упорядочения изложения я хочу начать с упрощенной и схема­тичной характеристики различий между двумя представлениями о переходе к рыночной экономике, сформировавшимися после начала переходного про­цесса и нашедшими отражение как в политических рекомендациях, так и в программах исследований.

Первое из этих представлений — это так называемый «вашингтонский консенсус». Второе я бы назвал «эволюционно-институционалистским» под­ходом. Первое можно было бы назвать теорией «большого взрыва» или «шо­ковой терапии», а второе — градуалистским или постепенным подходом, но эти названия по существу слишком узки, т. к. подчеркивают главным образом скорость проведения реформ; в то же время, как мы увидим в дальнейшем, по­мимо скорости реформирования два этих подхода отличаются друг от друга и во многих других аспектах. Со времени начала перехода к рыночной экономике такое расширение подхода стало предметом консенсуса между исследователями проблем переходного периода, принадлежащими к обоим «лагерям». Более того, вопросы, связанные со скоростью реформирования, до сих пор остаются относительно спорными, в то время как по другим аспектам перехода к ры­ночной экономике взгляды различных исследователей в значительной мере сблизились — и сближение этих взглядов происходило путем их приближения к «эволюционно-институционалистскому» подходу. Выбор этого названия указывает как на значительное внимание, уделяемое значению институтов для успешного развития капитализма и, mutatis mutandum, для успешного осу­ществления переходного процесса, так и на серьезное значение, придаваемое динамике и общим движущим силам институциональных изменений.

Приводимая ниже характеристика, разумеется, является схематичной и неполной. Большинство исследователей не стало бы полностью относить свои взгляды к той или другой из рассматриваемых нами категорий, и, кроме того, со временем произошло значительное сближение взглядов по многим из выделяемых мною аспектов. Тем не менее эта схематичная типология пред­ставляет собой полезную отправную точку для синтеза наших представлений о переходном процессе.

 

«Вашингтонский консенсус» в сравнении с «эволюционно-институционалистским» подходом

 

В начале переходного процесса в странах Центральной и Восточной Европы очевидным образом доминировал подход с позиций «вашингтонского консен­суса». Он нашел отражение в политических рекомендациях международных финансовых организаций и был поддержан и одобрен знаменитыми экономис­тами из лучших университетов мира. Он в значительной степени повлиял на экономическую политику, проводившуюся в большинстве стран с переходной экономикой, — очень крупным исключением оказался Китай, который весь­ма прагматично избрал собственный путь перехода к рыночной экономике. С интеллектуальной точки зрени, «корнями» этого подхода являются: (1) стандартная неоклассическая теория цен; (2) стандартная макроэкономика и опыт проведения политики стабилизации в других странах; (3) обширные знания, накопленные в области сравнения различных экономических систем, среди которых упор делался как на комплиментарность основных институ­тов экономических систем, так и на удручающий опыт частичных реформ в странах Центральной и Восточной Европы.

«Эволюционно-институционалистский» подход пользовался большей поддержкой в академических, но не в международных политических кру­гах. В начале переходного периода он явно представлял собой точку зрения меньшинства, но со временем, в свете накапливавшегося опыта переходного периода, он приобретал все большую и большую поддержку. Сторонники этого подхода усиленно подчеркивали успешный опыт перехода к рыночной экономике в Китае, который не следовал ни одной из рекомендаций сторон­ников «вашингтонского консенсуса» и, по существу, бросил вызов их подходу. Интеллектуальные корни «эволюционно-институционалистского» подхода таковы: (1) институционалистский подход, обеспечиваемый современной микроэкономической теорией и его методология, оформившаяся благодаря развитию теории некооперативных игр; (2) отдельные аспекты эволюцион­ного подхода к экономической науке (см., например работу Мюррелла, 1992); (3) философский скептицизм, сформировавшийся под влиянием Хайека и Поппера, с решительным подчеркиванием нашего относительного неведения в вопросах функционирования экономических и социальных систем и их трансформации, подчеркиванием неопределенности, сопряженной с попыт­ками «социальной инженерии» и сильным предубеждением против любых крупномасштабных кампаний по преобразованию общественных институтов в духе большевизма.

Сводная и упрощенная характеристика этих двух противостоящих друг другу подходов представлена в табл. 13.1 (см. также типологии в работах Мюррелла (1992) и Стиглица).

В соответствии с порядком, принятым в этой книге, мы уделяем сначала основное внимание политической экономии реформ и стратегиям реформи­рования, а затем — изменениям в сфере распределения ресурсов и в сфере управления. Большинство из указанных в таблице аспектов — если не все они — были довольно глубоко рассмотрены в предыдущих главах книги. Некоторые из перечисленных в таблице различий между двумя подходами

 

Таблица 13.1.	«Вашингтонский консенсус»	«Эволюционно- институционалистский» подход
1. Политическая экономия реформ и стратегии реформирования
Отношение к проблеме неопределенности	Настойчивое утверждение безусловной выгодности реформ с точки зрения эффективности экономики; вера в «социальную инженерию»	Настойчивое утверждение существования совокупной неопределенности; скептическое отношение к «социальной инженерии»
Политэконо- мические приоритеты	Использование «окна возможностей» для обеспечения необратимости реформ	Обеспечение постоянной и растущей поддержки реформ населением
Отношение к частичному реформированию	Такое реформирование порождает ренты, блокирующие дальнейшее развитие реформ	Зависит от последовательности проведения реформ: возможно как создание движущих сил для дальнейшего реформирования, так и торможение процесса реформирования
Отношение к комплиментар­ное™ различных реформ	Имеет абсолютную значимость. Необходима для молниеносного «запуска» рыночной экономики путем одновременного осуществления всех основных реформ	Имеет очень важное значение, однако всеобъемлющий характер первоначальных реформ не обязательно обеспечивает появление движущих сил для дальнейшего реформирования. Возможно развитие переходных институтов, которые постепенно эволюционируют, превращаясь в более совершенные институты.
Основные группы поддержки реформ	Собственники приватизированных предприятий	Средний класс и новый частнособственнический сектор экономики
Основное содержание реформ	Либерализация, стабилизация экономики, приватизация	Создание институциональных основ для развития рынков путем содействия крупномасштабному развитию предпринимательства
Таблица 13.1. (продолжение)	«Вашингтонский консенсус»	«Эволюционно- институционалистский» подход
Отношение к институ­циональным изменениям	В центре внимания — при­нятие законов	Всесторонний подход: важное значение имеют изменения в юридической и финансовой сферах, обеспечение соблюдения законов, реформирование организации государственной власти, развитие добровольно соблюдаемых норм социального поведения
Отношение к исходным условиям	Необходимо создание состояния «чистой доски» путем слома существующей структуры коммунистического государства	Необходимо использовать существующие институты для предотвращения распада экономических связей и беспорядков в обществе при одновременном развитии новых общественных институтов
2. Изменения в сфере распределения ресурсов
Основная точка зрения на рынки и либерализацию экономики	Рынки будут развиваться спонтанным образом при условии невмешательства государства в экономику; в центре анализа — спрос и предложение	Важное значение имеют институциональные предпосылки, необходимые для поддержки роста рынков: минимально необходимое юридическое и контрактное обеспечение предпринимательской деятельности, обеспечение выполнения законов, политическая стабильность, формирование деловых сетей и долговременных партнерских отношений; первичным предметом анализа являются участники контрактных отношений и институциональная среда, в которой они взаимодействуют
Таблица 13.1. (окончание)	«Вашингтонский консенсус»	«Эволюционно- институционалистский» подход
Преобладающее отношение к проблеме неэффективных ГП	Агрессивное закрытие таких предприятий	Сдержанный подход и приемлемое с политической точки зрения уменьшение масштабов данной проблемы. Ставка на эволюционное развитие частного сектора, ведущее к «усыханию» государственного сектора экономики
Господствующая точка зрения в отношении роли государства	Необходимо максимально возможное ослабление государства, с тем чтобы исключить возможность его вмешательства в функционирование рынков	Подчеркивается роль государства в том, что касается обеспечения соблюдения законов и прав собственности
3. Изменения в сфере управления
Преобладающее отношение к приватизации	Необходима быстрая передача собственности в руки частных лиц в целях ослабления государства и молниеносного «запуска» рыночной экономики. Вера в способность рынка обеспечить эффективную перепродажу активов	Ставка на органичное развитие частного сектора экономики. Подчеркивается необходимость продажи активов «посторонним» владельцам, с тем чтобы с самого начала обеспечить эффективную передачу прав собственности
Главное направление реформирования государственной власти	Уменьшение размеров го­сударственного аппарата	Реформирование организации государственного аппарата с целью обеспечения максимально возможного сопряжения интересов государственных служащих с развитием рынков
Ужесточение бюджетных ограничений	Экзогенный стратегический выбор, зависящий от политической воли	Эндогенный результат институциональных изменений

 

имеет менее важное и менее актуальное значение, однако другие обладают большей значимостью.

В главе 1 мы уже подчеркивали, какое фундаментальное различие сущес­твует между двумя подходами по вопросу об отношении к неопределенности.

«Вашингтонский консенсус» делает упор на то, что реформы, несомненно, будут приносить выгоды в том, что касается эффективности экономики. Данному подходу присуща сильная вера в действенность «социальной инже­нерии». В основе этого взгляда лежит идея, согласно которой экономическое содержание реформ уже хорошо понято исследователями. Так как исходная ситуация характеризовалась фундаментальной неэффективностью экономики и поскольку экономическая теория предсказывает, что переход к капитализму, несомненно, приведет к росту эффективности экономики, соответствующие реформы следует осуществлять, веруя в неизбежный рост экономической эффективности. Нам известно, что опыт развития капитализма, накопленный в США или в Европе, оказался успешным и поэтому речь может идти только о лучшем выборе моделей для копирования. В противоположность этому, «эволюционно-институционалистский» подход подчеркивает совокупную неопределенность, существующую в отношении результатов перехода к ка­питализму. Даже при попытке скопировать лучшие образцы результаты могут быть неблагоприятными. В том, что касается таких крупномасштабных изме­нений, наши представления все еще находятся в зачаточном состоянии и ничто не гарантирует невозможности получения крупномасштабных неожиданных и нежелательных результатов. Более того, в отношениях между участниками экономической деятельности существует огромное число проблем координа­ции, которые необходимо решить. Мы не знаем заранее, какое из обширного множества последующих равновесий будет выбрано и по какой причине будет сделан такой выбор.

Это важное различие между отправными точками приводит к различному отношению к стратегиям реформирования. Для сторонников «вашингтонс­кого консенсуса» политэкономическим приоритетом является использование возникающих на ранних стадиях переходного периода «окон возможностей» или периодов «исключительной политической обстановки» для максимально быстрого осуществления реформ и обеспечения их необратимости. С точки зрения «эволюционно-институционалистского» подхода, такая стратегия мо­жет быть опасной и приводить целые страны к ситуациям труднообратимых неэффективных экономических результатов. Такие результаты могут разру­шать социальный мир и порождать значительную политическую нестабиль­ность. При этом подходе ставка делается скорее на обеспечение постоянной и растущей поддержки реформ населением. Из этого вытекает, как мы видели в главе 2, более решительное подчеркивание необходимости постепенного подхода к реформам, основанного на гибком экспериментировании, при адек­ватной последовательности проведения реформ, что позволяет аннулировать не дающие нужных результатов реформы и испробовать другие.

«Вашингтонский консенсус» в целом отвергает какое-либо частичное реформирование. Идея заключается в том, что любая частичная реформа создаст ренты для определенных групп населения, что поставит под угрозупроведение дальнейших реформ. Поэтому частичные реформы приводят к об­разованию групп, которые будут склонны противиться продолжению реформ, в то время как при всеобъемлющем реформировании дело будет обстоять иначе. «Эволюционно-институционалистский» подход предполагает менее пессимистичное отношение к частичному реформированию. Все зависит от последовательности проведения реформ. Хотя некоторые частичные реформы и в самом деле могут привести к торможению процесса реформирования и даже к ненужному аннулированию осуществленных реформ, другие частичные реформы, будучи проведенными вначале, могут создавать движущие силы для дальнейшего реформирования. Это особенно верно в тех случаях, когда важное значение имеет комплиментарность реформ.

С точки зрения «вашингтонского консенсуса», важное значение компли-ментарности проводимых реформ является абсолютно неоспоримым и пред­ставляет собой решающий аргумент в пользу метода «большого взрыва», при котором все реформы осуществляются одновременно и полностью.[1] С точки зрения «эволюционно-институционалистского» подхода, комплиментарность реформ, при всей ее очевидной важности, не является решающим аргумен­том, пока для создания движущих сил дальнейшего реформирования может быть использована последовательность проведения реформ. Хотя оба подхода подчеркивают важное значение институтов, непосредственное введение «на­илучших с точки зрения практики» институтов не считается необходимым, а порой не считается и возможным. Эволюционный подход подразумевает возможность развития институтов переходного периода, адекватных исходным условиям, но одновременно способных постепенно эволюционировать в на­правлении создания более совершенных институтов. Здесь опять-таки важное значение имеет гибкость подхода, позволяющая предотвратить возникновение неэффективных институтов, с трудом поддающихся изменениям.

Менее значительное расхождение, которое тем не менее может иметь далеко идущие практические последствия, заключается в различном подходе к определению основных групп поддержки реформ. «Вашингтонский кон­сенсус» уделяет меньше внимания необходимости обеспечения политической поддержки реформ, но в той степени, в какой данный подход подразумевает необходимость такой поддержки, он, как правило, подчеркивает важность поддержки со стороны собственников приватизированных предприятий. Идея состоит в том, что быстрая массовая приватизация приводит к поддержке реформ со стороны инсайдеров и тех лиц, которые получают наибольшую выгоду от проведения массовой приватизации, что позволяет заблокировать любую попытку аннулирования реформ. Поскольку владельцы приватизи­рованных предприятий составляют меньшинство населения и, скорее всего, при проведении выборов не окажутся среднестатистическими избирателями, основное внимание уделяется главным образом созданию могущественных лобби в поддержку капитализма при помощи массовой приватизации. Тем самым ставка очевидным образом делается на политическую активность заинтересованных групп. «Эволюционно-институционалистский» подход уделяет больше внимания настроениям избирателей и предвыборной поли­тической деятельности — эта тема развита в главах 3 и 4. Здесь в большей степени подчеркивается необходимость опоры на широкий слой мелких предпринимателей и на средний класс, формирующийся в результате со­здания новых предприятий как в городах, так и в сельской местности. Идея заключается в том, что в демократических обществах средний класс всегда играет важную роль, т. к. именно избиратели из этой группы, скорее всего, будут определять исход выборов. Этим объясняется и большая забота о со­хранении социального мира и опасения по поводу чрезмерных проявлений неравенства, которые, скорее всего, будут усиливать давление со стороны тех, кто добивается перераспределения богатства и могут привести к поли­тической нестабильности.

Обратимся теперь к вопросам, связанным с сущностью реформ и их ос­новным направлением. Здесь опять-таки между двумя подходами существу­ют различия, которыми нельзя пренебречь. Прежде всего в основе подхода сторонников «вашингтонского консенсуса» к переходному процессу лежит триада «либерализация, стабилизация, приватизация». В начале нового тыся­челетия мало кто из экономистов оспаривает необходимость либерализации экономики, ее стабилизации и приватизации. Нет особых споров и по поводу преимуществ применения «шоковой терапии» в качестве метода стабилизации экономики в тех случаях, когда это осуществимо с политической точки зрения. «Эволюционно-институционалистский» подход уделяет больше внимания тем институциональным основам рынков, которые способствуют интенсивному процессу появления предприятий, их конкуренции друг с другом и их ухода с рынков. Идея состоит в том, что при отсутствии таких институциональных основ либерализация, приватизация и даже стабилизация экономики не обя­зательно приведут к желаемым результатам.

Хотя сторонники «вашингтонского консенсуса» в меньшей степени на­стаивают на важном значении институтов, было бы неверным утверждать, что они пренебрегают институтами. Однако они уделяют больше внимания необходимости принятия адекватных законов, обеспечивающих защищен­ность частной собственности, права акционеров и кредиторов, отсутствие кор­рупции и т. д. «Эволюционно-институционалистский» подход подразумевает более широкий взгляд на институциональные условия перехода к рыночной экономике. К таким условиям относятся не только изменения в юридической и финансовой сферах, но и обеспечение выполнения законов, реформа орга­низации государственной власти и развитие добровольно соблюдаемых норм социального поведения, укрепляющих дух предпринимательства, доверие и уважение к законности и обязательствам. Иногда «эволюционно-инсти-туционалистский» подход высмеивается при помощи заявлений, согласно которым сторонники данного подхода рекомендуют до начала какой-либо либерализации экономики или приватизации создать в обществе совершенные институты. Как уже отмечалось выше, это неверно. Эволюционный подход к институтам подразумевает, что с самого начала переходного периода долж­ны существовать минимально необходимые институты, обеспечивающие развитие рынка, поскольку такие институты определяют «правила игры» и тем самым устанавливают ограничения для нежелательных видов индивиду­ального поведения и уменьшают неопределенность. Адекватные институты должны развиваться методом проб и ошибок и эволюционировать, превра­щаясь в более совершенные институты. Последние не могут быть созданы «за одну ночь» именно потому, что институты представляют собой не просто совокупность законов.

С последним вопросом связано и отношение к исходным условиям, при которых начинаются реформы. Сторонники «вашингтонского консенсуса» подчеркивают необходимость создания состояния «чистой доски» путем как можно более стремительного и глубокого разрушения существующей структуры коммунистического государства. Здесь мы имеем дело с логикой «кавалерийской атаки» или же кампании в духе большевиков: необходимо уничтожить любую возможность сопротивления или саботажа реформ со стороны консервативных коммунистов из числа прежней номенклатуры. В своей риторике сторонники этого подхода прибегают к революционным метафорам и часто проводят сравнения между посткоммунистическим пере­ходным периодом и Великой Французской революцией (см., например работу Сакса, Ву и Яна, 1999). Этот мотив у них выражен очень сильно. В начале переходного периода приверженцы «шоковой терапии» отодвинули в сторону большую часть специалистов по социалистической экономике, объявив их знания «устаревшими». Многие из этих новых экспертов по экономике пере­ходного периода неоднократно утверждали, что с точки зрения понимания переходного процесса знание прежней экономической системы является не­достатком, а незнакомство с ней — достоинством. Позиция «чистой доски» нашла свое наиболее совершенное воплощение в Восточной Германии, где старая система была разрушена быстро и основательно и одновременно были приглашены западногерманские эксперты для строительства новых институ­тов на развалинах прежней системы. Как обычно, была проявлена немецкая Grtindlichkeit (основательность). «Эволюционно-институционалистский» подход, напротив, избегает революционного, «якобинского» или «большевист­ского» отношения к переходному процессу. Он подчеркивает необходимость использования существующих институтов для предотвращения разрыва эко­номических связей и беспорядков в обществе при одновременном развитии новых институтов. В этой области оба лагеря уделяют серьезное внимание институтам, но «вашингтонский консенсус» настаивает на бескомпромис­сном подходе — абсолютной необходимости глубокого разрушения прежних институтов и непосредственного внедрения на их месте наилучших из всех мыслимых институтов.

Что касается изменений в сфере распределения ресурсов, которым была посвящена часть II данной книги, то два этих подхода отличаются друг от друга в том, что касается преобладающих взглядов на рынки и либерализацию экономики. Сторонники «вашингтонского консенсуса» подчеркивают, что рынки будут развиваться спонтанным образом при условии гибкости цен и невмешательства государства в функционирование рынков. Рынки (предло­жение и спрос) представляют собой главный предмет анализа (см. главу 6), а главным (хотя и неявным) теоретическим орудием данного подхода являются теория цен и теория общего равновесия. «Эволюционно-институционалист-ский» подход в гораздо меньшей степени полагается на стандартный анализ рынков и придает особое значение институциональным основам рынков и тому влиянию, которые они могут оказывать на скорость развития рынков и предпринимательской деятельности. В центре анализа находятся контракты и участники контрактных отношений (см. главу 7). Поэтому серьезное внимание уделяется общей обстановке, в которой имеют место контрактные отношения: минимально необходимой юридической системе, защищенности прав собс­твенности и обеспечению выполнения законов, политической стабильности, развитию деловых и рыночных структур, способствующих поиску оптималь­ных партнеров, осуществлению инвестиций в формирование долговременных деловых отношений и т. д.

Менее важно различие в отношении двух подходов к неэффективным ГП — хотя и оно имеет определенные последствия. В начале переходного периода сторонники «вашингтонского консенсуса» придерживались враж­дебной позиции по отношению к ГП, подчеркивая необходимость быстрого проведения приватизации, с тем чтобы предотвратить растаскивание активов, а также необходимость максимально быстрого закрытия убыточных пред­приятий и фирм. Опять-таки, именно в Восточной Германии данный подход осуществлялся наиболее основательно. Для «эволюционно-институциона-листского» подхода характерно менее агрессивное, сдержанное отношение к убыточным ГП — считается необходимым постепенное уменьшение их числа и ужесточение бюджетных ограничений в ГП с учетом существующих политических ограничений. Упор в большей степени делается на развитие в экономике сильного нового частного сектора, который будет привлекать ра­ботников государственного сектора и обеспечивать постепенное «усыхание» последнего.

В отношении роли государства в переходный период основная позиция сторонников «вашингтонского консенсуса» состоит в том, что необходимо максимально возможное ослабление государственной власти, что позволит «деполитизировать» экономику и исключить возможность вмешательства государства в функционирование рынков. «Эволюционно-институционалист-ский» подход подчеркивает важное значение государства для обеспечения соблюдения законов и прав собственности. В частности адекватная инф­раструктура государственной власти (полиция, суды) необходима для того чтобы гарантировать соблюдение «правил игры» на рынках. Среди прочего, такая инфраструктура имеет важное значение для борьбы с организованной преступностью и рэкетом (см. главу 8). Важное значение, кроме того, имеет проведение адекватной политики обеспечения конкуренции, позволяющей предотвратить монополизацию экономики.

Если обратиться к изменениям в сфере управления, которым была посвя­щена часть III, то два подхода отличает различное отношение к политике при­ватизации. «Вашингтонский консенсус» подчеркивает необходимость быстрой передачи собственности в руки частных лиц путем проведения массовой прива­тизации, что позволяет ослабить мощь государства и молниеносно «запустить» рыночную экономику. Скорость проведения приватизации имеет существенное значение. Идея заключается в том, что любая приватизация всегда лучше, чем сохранение государственной собственности и соответственно выгоды стремительной приватизации перевешивают связанные с ней издержки, обус­ловленные возможностью неэффективного распределения активов между от­дельными частными собственниками и группами собственников. Кроме того, серьезное внимание уделяется развитию фондовых рынков, обеспечивающему возможность эффективной перепродажи активов после приватизации. В про­тивоположность этому, «эволюционно-институционалистский» подход в целом в меньшей степени подчеркивает важность быстрой приватизации крупных ГП. Сторонники этого подхода придерживаются более широких взглядов на приватизацию экономики, считая главным ее элементом органическое развитие частного сектора. Что касается приватизации крупных предприятий, то ставка делается на конкурентные продажи «посторонним» покупателям, что с самого начала гарантирует эффективность передачи собственности в руки частных владельцев. Приверженцы данного подхода крайне скептично относятся к возможности эффективных перепродаж активов, учитывая то, что в начале переходного периода финансовые институты и рынки неизбежно находятся еще в зачаточном состоянии. Они не могут быть «запущены» молниеносно и неизбежно должны пройти через период эволюционного развития, что тре­бует времени. Кроме того, существует сильнейший скептицизм в отношении возможности молниеносного развития предпринимательских навыков у лиц, ставших собственниками в результате массовой приватизации, благодаря одному лишь акту передачи собственности.

Что касается значения реформы организации государственной власти, то сторонники «вашингтонского консенсуса» придают этому вопросу меньшее значение и главным образом подчеркивают необходимость уменьшения раз­меров государственного аппарата. «Эволюционно-институционалистский» подход не ограничивается простым измерением размеров государственного аппарата; сторонники этого подхода идут дальше, подчеркивая необходи­мость изменения стимулов, определяющих поведение государственных служащих. Поскольку правительство, его учреждения и чиновники могут заниматься «хищничеством» на рынках и в частном секторе экономики и поскольку они могут попасть под контроль таких групп особых интересов, как монополии и мафии, важно провести реформирование организации государственной власти таким образом, чтобы интересы государственных служащих в максимальной степени были бы сопряжены с развитием рынков. Идея здесь заключается в том, что рынки не могут развиваться в обстановке враждебности со стороны государственного аппарата. Поэтому необходима адекватная реформа государственной администрации, обеспечивающая боль­шее совпадение интересов частного сектора и государственных служащих (анализ см. в главе 11).

Что касается ужесточения бюджетных ограничений — того аспекта, ко­торый приобретает все большее и большее значение по мере накопления опыта перехода к капитализму и который мы подробно рассматривали в части III, — то и здесь также имеются концептуальные различия между дву­мя подходами. С точки зрения сторонников «вашингтонского консенсуса», ужесточение бюджетных ограничений представляет собой главным образом экзогенный стратегический выбор, который зависит от политической воли тех, кто принимает решения о направлениях экономической политики. При «эволюционно-институционалистском» подходе мягкие бюджетные ограни­чения связываются с проблемой отсутствия гарантий. Ввиду существования этой проблемы призывы ужесточить бюджетные ограничения не могут быть убедительными. Ужесточение бюджетных ограничений должно быть эндо­генным результатом институциональных изменений, осуществляемых таким образом, чтобы сделать гарантированным такое ужесточение.

Хотя до сих пор мы подчеркивали различие между двумя подходами — «вашингтонским консенсусом» и «эволюционно-институционалистским» подходом — важно заметить, что эти подходы, несомненно, не являются диаметрально противоположными. Оба подхода имеют своей целью создание успешно функционирующей рыночной экономики на основе частной собствен­ности. Соответственно с точки зрения целей между ними нет никаких фунда­ментальных расхождений. Тем не менее в отмеченных выше различиях между двумя направлениями отражаются их различия в подходе к экономическому анализу и в понимании природы фундаментальных институтов капитализма. Эти различия в анализе приводят к различным стратегическим приоритетам в нескольких важных аспектах.

 

Общая оценка

 

Если рассматривать опыт переходного периода в целом, то при поверхнос­тном взгляде представляется, что возможна следующая оценка этого опыта: те страны Центральной Европы, которые рано начали переход к рыночной экономике, в которых ныне вновь наблюдается экономический рост и перед которыми сейчас открылась перспектива вступления в Европейский союз, могут рассматриваться как пример успеха подхода с позиций «вашингтонского консенсуса» в широком смысле этого термина; в то же время опыт России может в основном рассматриваться как иллюстрация недостатков данного подхода. Успешный переход к рыночной экономике в Китае, напротив, не может быть приписан следованию положениям «вашингтонского консенсу­са» — он может рассматриваться как подтверждение основных принципов «эволюционно-институционалистского» подхода.

Не все специалисты согласятся с такой общей оценкой, однако как пред­ставляется, она может a priori считаться небезосновательной. Ясно, однако что мы не можем ограничиться широкими и искусственными обобщениями и что мы должны подробно рассмотреть различные аспекты данного вопроса, с тем чтобы отметить, что мы узнали, в каких областях исследования уже привели к широко распространенному консенсусу, в каких областях по-прежнему имеются немаловажные разногласия и какие области до сих пор относительно игнорировались исследователями.

 

Политическая экономия реформ и стратегии реформирования

 

Если говорить об отношении к неопределенности, то я не побоялся бы заявить, что факты подтвердили оправданность «эволюционно-институцио-налистского» подхода и доказали неправоту сторонников «вашингтонского консенсуса». Достаточно просто взглянуть на экономические показатели раз­личных стран с переходной экономикой (см. главу 1), чтобы заметить большие различия в динамике объемов производства: мощный рост в Китае, U-образная динамика в странах Центральной Европы и непрерывное падение во многих странах, входивших ранее в состав СССР. Задним числом всегда можно найти объяснения для наблюдавшихся различий в динамике объемов производства, связав их с неправильными или несовершенными стратегиями реформирова­ния или же с неполнотой проводившихся реформ. Такой подход неприемлем в силу, по меньшей мере, двух причин. Во-первых, стратегии являются эндо­генным, а не экзогенным фактором и зависят от политических ограничений. Следовательно, не имеет особого смысла сетовать на неполноту реформ, не принимая во внимание существующих политических ограничений. Во-вторых, эти стратегии, решительно одобрявшиеся приверженцами «вашингтонского консенсуса», в некоторых отношениях привели к значительным сюрпризам и неожиданным результатам. К числу таких результатов относится значительное падение объемов производства после либерализации экономики. Оно не было предсказано. Еще одним неожиданным результатом оказалось растаскивание активов, последовавшее за массовой приватизацией, проведенной в России и Чехии. К числу неприятных неожиданностей относятся также развитие мафии, значительное увеличение масштабов теневой экономики в странах СССР и уклонение крупных российских предприятий от уплаты налогов — все это также не прогнозировалось. С другой стороны, развитие МП в Китае также представляет собой неожиданный — но позитивный — результат деколлек-тивизации. Объективности ради скажем, что большинство из этих событий не было предсказано и приверженцами «эволюционно-институционалистского» подхода. Тем не менее важное значение этих немаловажных неожиданных результатов свидетельствует о том, что утверждения о существовании общей неопределенности оказались справедливыми. Наконец, следует отметить, что постепенно в среде исследователей экономики переходного периода — разуме­ется, в академических кругах — сложилась значительная общность взглядов по поводу важного значения общей неопределенности.

Что касается политэкономических приоритетов, то здесь имеет место ме­нее определенная ситуация. Опыт стран Центральной Европы в общем плане подтверждает справедливость положений «вашингтонского консенсуса». Опыт Китая в общем плане подтверждает правоту сторонников «эволюционно-ин-ституционалистского» подхода. Этот результат в каком-то смысле не должен вызывать удивления. Хотя между двумя подходами и существует очевидное расхождение в приоритетах, теоретические положения, изложенные в главе 2, могут придать смысл обоим вышеприведенным наблюдениям, если исходить из основного противоречия, имеющего место в политической экономии реформ: стратегия последовательного проведения реформ может ослабить политичес­кие ограничения ex ante и обеспечить постепенное формирование социаль­ной базы для осуществления дальнейших реформ, в то время как «большой взрыв» может в большей степени гарантировать необратимость реформ в тех случаях, когда имеется «окно возможностей» — т. е. когда политические ограничения ex ante имеют менее важное значение. Однако необходимо от­метить, что в данной теории важную роль играет допущение наличия общей неопределенности. Исходя из этой точки зрения, я осмелюсь утверждать, что опыт России продемонстрировал недостатки «вашингтонского консенсуса» с его пренебрежительным отношением к общей неопределенности. «Окно возможностей» было использовано для осуществления массовой приватиза­ции, которая проводилась таким образом, чтобы обеспечить необратимость реформ. Однако достигнутая в результате этого относительная необратимость реформ привела к неэффективности российской экономики, оказавшейся в ситуации, когда извлекшие наибольшую выгоду из массовой приватизации группы особых интересов (знаменитые «олигархи») стали настолько могу­щественными, что смогли заблокировать проведение дальнейших реформ, таких как налоговая реформа, реформа государственного аппарата, упрочение законности и укрепление защиты прав собственности.

Такое развитие событий в России, похоже, позволяет предположить, что политэкономический подход, делавший ставку главным образом на поддержку со стороны владельцев приватизированных предприятий, страдал серьезной односторонностью. Он привел не только к феномену захвата государственной власти группами особых интересов и возникновения относительного «тупика», но, в долгосрочном плане, и к тому, что огромное большинство населения, которому до сих пор переход к капитализму приносил только страдания, отвергает значительную концентрацию богатства в руках немногих лиц, порожденную процессом приватизации, считая ее незаконной и аморальной, что создает угрозу и для политической стабильности в стране, и для продол­жения реформ.

Что касается частичного реформирования, то я осмелюсь утверждать, что опыт Китая подтверждает правоту сторонников «эволюционно-институцио-налистского» подхода, считающих, что последовательное проведение реформ не обязательно должно приводить к торможению процесса реформирования, но может быть использовано для создания движущих сил дальнейшего рефор­мирования. Как мы видели в части I, успехи деколлективизации в Китае сде­лали возможным создание движущих сил реформирования государственного сектора экономики. Хотя в Китае процесс реформирования знал свои взлеты и падения, периоды быстрого прогресса и застоя в проведении реформ, в це­лом его движущие силы остаются действенными и сегодня. Однако данный вопрос — частичное реформирование и условия, при которых оно движущие силы дальнейшего реформирования или, напротив, создает скрытые интере­сы, препятствующие дальнейшему проведению реформ — не привлек к себе достаточного внимания. Модели, приведенные в части I, носили относительно абстрактный и общий характер, в то время как для лучшего понимания эко­номической и политической динамики последовательного реформирования необходимы менее абстрактные модели.

Один из уроков опыта, накопившегося в течение переходного периода, состоит в том, что в странах Центральной Европы, в особенности в странах, близких к Германии, стоявшие на пути реформ политические ограничения оказались более слабыми, чем в странах, входивших в состав СССР. Егор Гайдар не располагал той поддержкой, которую имели в Польше и Чехии соответственно Лешек Бальцерович и Вацлав Клаус. Даже после прихода к власти в странах Центральной Европы коалиций бывших коммунистов они не ставили под сомнение общую направленность реформирования, не со­глашаясь лишь с его скоростью и с его перераспределительными аспектами. Чем объясняется такое разительное различие в значимости политических ограничений? Ясно, что для того чтобы ответить на этот вопрос, потребуются дальнейшие исследования.

В работе Ролана (1997) было высказано предположение о важной роли, которую сыграл геополитический фактор — фактор, который недооценивался в начале переходного периода всеми исследователями, не исключая, разуме­ется, и автора этой книги. Экономисты, пытавшиеся осмыслить переход к капитализму, как правило, рассматривали этот переход как движение в сторону демократии и рынка. Если же взглянуть на него с определенной исторической дистанции, то можно заметить, что этот переход представлял собой, кроме того, весьма важное геополитическое изменение, — т. е. «сдвиг» стран Цент­ральной Европы и Прибалтики в направлении Запада. Для значительной части населения этих стран единственно важным аспектом переходного процесса был переход от статуса страны-сателлита «советской империи» к статусу страны-члена западного блока или даже члена Европейского союза. Для нескольких стран переход к капитализму представлял собой уникальную историческую возможность прочно «прикрепиться» к Западной Европе. Страны Центральной Европы не только желали этого «прикрепления» к Европейскому союзу — в нем сосредоточивались ожидания населения этих стран и оно порождало доверие к политическим и экономическим процессам переходного периода. Вступление в Европейский союз подразумевает принятие западной эконо­мической и политической систем. Потенциальное «вознаграждение» в виде принадлежности к «клубу» западных стран усиливает готовность претерпеть издержки переходного периода и тем самым облегчает получение согласия на переход к капитализму. Более того, геополитический фактор увеличивает предполагаемые издержки, связанные с отказом от политики реформ и возвра­щением к прошлому, поскольку такое возвращение предполагает риск остаться за пределами «западного клуба», а такая перспектива рассматривалась бы многими жителями Центральной Европы как катастрофическая.

Как мы убедились в главе 8, этот геополитический фактор может быть достаточно сильным для того чтобы служить отправной точкой при объяс­нении причин, по которым страны Центральной Европы не столкнулись с ослаблением государственной власти, анархией и общим распространением преступности — внутри государственного аппарата и вне его, — которые наблюдались в России и других странах, входивших в состав СССР. Способ­ность обеспечить выполнение законов и защитить права собственности, как представляется, является первоочередным фактором, объясняющим, почему страны Центральной Европы смогли прекратить падение объемов производства и вернуться к росту производства, в то время как в России и других странах, не имевших перед собой перспективы вступления в Европейский союз, на­блюдалось непрерывное сокращение производства. (вновь см. главу 8).

В странах Центральной Европы геополитический фактор подкреплялся «переходным соревнованием» между правительствами Чехии, Венгрии и Польши, в ходе которого каждое из этих правительств пыталось продемонс­трировать, что его страна дальше всего продвинулась по пути перехода к рыночной экономике, надеясь вступить в Европейский союз в первую очередь, а также привлечь к себе основную часть прямых иностранных инвестиций (ПИИ), поступавших в этот регион. Стимулы, связанные с «победой» в этом соревновании были достаточно сильными для стран такой величины и они обеспечивали доброжелательное отношение к экономическим преобразо­ваниям. Страны, включившиеся в «переходную гонку» позднее, например Болгария и Румыния, имеют мало оснований надеяться на то, что им удастся догнать более передовые страны или хотя бы сделать вид, что это им удалось и, следовательно, у них меньше возможностей для привлечения ПИИ.

Для того чтобы понять силу геополитического фактора, сравним поло­жение в странах Центральной Европы с положением в России, где данный фактор отсутствует. В отличие от стран Центральной Европы, где переход к капитализму рассматривается как «освобождение от советской империи» и как способ вхождения в «клуб» западных стран, в России переход к капи­тализму рассматривается значительной частью населения как болезненный эксперимент. По существу, этот переход представляет собой потерю не только «советской империи», но и таких территорий, как Украина и Прибалтика, принадлежавших России еще в царское время. Эта потеря не только ранит национальную гордость русских, но и создает неопределенность для тех семей, которые имеют родственников среди миллионов русских, живущих в бывших советских республиках и ставших «иммигрантами» на бывшей территории СССР, зачастую имеющих статус «граждан второго сорта». Травма, вызван­ная утратой статуса сверхдержавы, в определенном отношении похожая на травму, полученную Германией после Первой мировой войны, могла бы быть в некоторой степени компенсирована экономическими выгодами от перехода к капитализму. К сожалению, до сих пор для большинства жителей России эти выгоды так и не стали реальностью. Кроме того, Россия не рассчитывает на вступление в ЕС, да и не особенно желает этого. Большие размеры страны подразумевают, что влияние прямых иностранных инвестиций, скорее всего, окажется более «разбавленным», что ослабляет стимулы, побуждающие к участию в «переходных соревнованиях». Поэтому нет ничего удивительного в том, что в странах, входивших в СССР, сопротивление переходу к капитализму оказалось гораздо более сильным, о чем свидетельствовали более значитель­ные трудности в том, что касалось ужесточения бюджетных ограничений на предприятиях или одобрения мер по стабилизации экономики. И нельзя считать очевидной невозможность значительного отказа от политики реформ или ожиданий такого отказа в этих странах.

Если мы уверены в том, что в странах Центральной Европы большую роль играл геополитический фактор, то было бы серьезной ошибкой сравнивать переход к рыночной экономике в этих странах и в России, не учитывая данный фактор. Для того чтобы понять, как влияют на переходный процесс поли­тические ограничения, лучше рассматривать опыт крупных стран, которые должны обеспечивать процесс перехода к рынку собственными усилиями, не слишком полагаясь на помощь со стороны. Здесь уместно сравнение между Китаем и Россией.

Если гипотеза геополитического фактора позволяет нам объяснить более сильное сопротивление реформам или меньшую их поддержку в России и других странах, входивших в состав СССР, то она, кроме того, подразумевает, что, при прочих равных условиях, издержки, связанные с отказом от поли­тики перехода к капитализму, в странах Центральной Европы намного выше, чем в России и других странах, входивших в состав СССР. В этом смысле существовавшее в странах Центральной Европы стремление побыстрее осу­ществить реформы, с тем чтобы обеспечить их необратимость, возможно, было чрезмерным.[2]

Наконец, важно отметить, что весь анализ проблемы политических ог­раничений, приведенный в части I, исходил из того, что экономический ре­зультат реформ не зависит от скорости их осуществления. В частях II и III мы убедились в том, что данное допущение не является корректным. Скорость либерализации экономики и проведения приватизации оказывает немаловаж­ное влияние на их результаты в том, что касается эффективности экономики и сферы распределения. Что более важно, результаты либерализации экономики и приватизации позволяют нам узнать кое-что относительно двух охаракте­ризованных выше подходов к осуществлению реформ.

 

Изменения в сфере распределения ресурсов и роль институтов

 

Оглядываясь назад, я осмеливаюсь утверждать, что результаты либе­рализации экономики подтверждают правоту сторонников «эволюционно-институционалистского» подхода и что благодаря опыту переходного периода эта точка зрения стала общепринятой в академических кругах.

Значительное падение объемов производства в странах Центральной и Восточной Европы после либерализации цен ранее не прогнозировалось. Авторы стандартных учебников по экономике, основанных на концепции спроса и предложения, могли бы предсказать, что влияние либерализации цен на предложение будет небольшим — но не отрицательным! В начале переходного периода дебаты по поводу падения производства инспириро­вались главным образом приверженцами «вашингтонского консенсуса», в центре внимания которых находились проблемы макроэкономической политики — они задавались вопросами о том, была ли стабилизация эко­номики проведена слишком жестко или нет и т. п. Когда Россия либера­лизовала свою экономику, но не сумела стабилизировать ее и тем не менее столкнулась со спадом производства, стало очевидным, что необходимы новые ответы.

Как мы видели в части II, на данный момент конкретно для условий переходного периода предложены два ответа, которые все еще не опровер­гнуты. Один из них сводится к традиционной идее двойственной маргина­лизации, заимствованной из литературы по организации промышленности. В той мере, в какой централизованное планирование порождает структуры монопольного типа, которые не могут быть реально заменены обычными фирмами, и в той степени, в которой конкуренция со стороны импорта не выполняет роль такого заменителя, либерализация экономики приводит к каскаду повышений цен и сокращения объемов производства по всем це­почкам предложения. Другая, более новая идея — это идея дезорганизации экономики. Сторонники данного взгляда серьезно относятся к мысли о том, что в период осуществления либерализации экономики рынки еще не созданы. Ввиду неэффективности переговорных процессов и сочетания спе­цифичности инвестиций и трудностей с поиском партнеров, существующие производственные цепочки могут быть в значительной мере разрушены; при этом выгоды в плане эффективности, получаемые при уходе производителей из этих цепочек, не компенсируют те убытки, которые несут в результате разрыва деловых связей другие производители — участники производс­твенных цепочек. Макроэкономические последствия этого — уменьшение ВВП и снижение благосостояния — могут иметь очень важное значение. Данные модели фактически имеют в своей основе «эволюционно-институ-ционалистский» подход.

Адекватность «эволюционно-институционалистского» подхода кажется еще более очевидной, если обратиться к вопросу о том, являлось ли сокра­щение объемов производства неизбежным побочным продуктом либерали­зации экономики или нет. Здесь опять-таки полезен опыт Китая, поскольку он позволяет дать отрицательный ответ на этот вопрос. Для того чтобы предотвратить сокращение производства, связанное с либерализацией эко­номики, в этой стране был создан специфический институт переходного периода — это дуальная либерализация экономики. Дуальная либерализация имеет несколько интересных отличительных особенностей. Либерализуются предельные цены и, следовательно, информация о состоянии рынка, получа­емая благодаря либерализации цен, ничем не отличается от той информации, которая была бы получена при полной либерализации цен. При отсутствии ранее возникших рынков наиболее интересными особенностями дуальной либерализации являются следующие моменты: (1) в силу самой своей при­роды она позволяет добиться того, что либерализация экономики приносит выгоды по критерию Парето; это ее качество представляет интерес с точки зрения политической экономии, т. к. оно позволяет преодолевать возможное сопротивление либерализации цен, связанное с ее распределительными аспектами; (2) также в силу самой своей природы она дает возможность предотвратить сокращение производства, поскольку при такой либерали­зации сохраняются прежние договорные обязательства, установленные в плановой экономике.

В определенном отношении представляется удивительным не только то, что ученые-экономисты не предлагали использовать дуальный подход при переходе к рыночной экономике, но и то, что потребовалось несколько лет для того чтобы экономисты начали понимать преимущества дуальной системы. Хотя в Китае дуальный подход принес хорошие результаты, не­обходимы дальнейшие исследования, которые позволят понять некоторые важные аспекты дуальной системы, например то, каким образом можно обеспечить надежность ее осуществления и не допустить «эффекта храпо­вика». Кроме того, исследования, возможно, помогут нам понять, почему дуальная либерализация не была применена в странах Восточной Европы и СССР.

Если игнорировать политические аспекты вопроса, то можно утверж­дать, что дуальная либерализация могла бы быть применена в рамках торговли между странами-членами СЭВ. Крушение СЭВ (наряду с рас­падом Советского Союза) одно время рассматривалось как единственный фактор, объясняющий общее сокращение производства в данном регионе (см., например работу Родрика, 1992), однако в целом оно воспринималось как экзогенное потрясение. Однако распад СЭВ был не экзогенным, а эн­догенным фактором.

Решение о роспуске СЭВ было принято в начале 1990 г., когда прави­тельства Чехословакии и Польши стали настаивать на восстановлении для своих стран свободы экспорта в том, что касалось выполнения соглашений, заключенных в рамках СЭВ. В то время СССР стал в ответ на эти требова­ния настаивать на оплате товаров, импортируемых из Советского Союза, по мировым ценам и в твердой валюте начиная с 1991 г. С экономической точки зрения было бы лучше — и это было возможно — осуществить в отношениях между бывшими членами СЭВ какой-либо вариант дуальной системы, что позволило бы избежать резкого разрушения торговых связей, имевшего место в 1991 г. Однако здесь опять-таки важную роль играли политические соображения и геополитический фактор. Отдельные стра­ны Центральной Европы хотели как можно быстрее покинуть советский блок и первыми постучаться в двери Европейского союза. Таким образом, распад СЭВ был экономическим следствием той политической воли, ко­торая преобладала в странах Центральной Европы, стремившихся уйти из советского блока.

Можно утверждать, что дуальный подход не мог быть применен в странах СССР и в России ввиду ослабления государственной власти, последовавшего за крахом коммунистического режима после неудавше­гося путча в 1991 г. Однако как мы убедились в главе 8, сама дуальная система может рассматриваться как инструмент, позволяющий надежно предотвратить ослабление государственной власти. Здесь опять-таки необходимы тщательные исследования, которые позволят нам понять, существовали ли в этих странах условия для осуществления дуальной системы и, что важнее всего, для надежного обеспечения ее функцио­нирования.

Еще одна область, в которой подтвердилась правота сторонников «эволюционно-институционалистского» подхода и в которой академические круги быстро пришли к консенсусу (хотя и при наличии серьезных различий в приоритетах), имеет отношение к последствиям ослабления государствен­ной власти — в основном, во многих бывших советских республиках. Речь шла главным образом о том, чтобы уменьшить размеры государственного аппарата и «изгнать государство из экономики». Ослабление могло бы рас­сматриваться как второй по оптимальности вариант, при котором полным ходом происходит формирование рынков, но при этом возможно недоста­точное обеспечение общественными благами, что считалось бы меньшим злом по сравнению с «язвами коммунизма». Формирование организованной преступности, ее хищническая рэкетирская деятельность и коррупция в государственном аппарате, связанная с деятельностью мафии — все это имело удручающие последствия для роста частного сектора экономики. И вновь такое развитие событий не было спрогнозировано и было серьез­нейшим образом недооценено. И сегодня многие аналитики по-прежнему рассматривают мафию как субоптимальный институт, обеспечивающий выполнение контрактов.

Кроме того, опыт ослабления государственной власти, как представля­ется, подтвердил оправданность более глубокого представления об инсти­тутах, характерного для сторонников «эволюционно-институционалистского» подхода. Хотя относительно каждой страны с переходной экономикой можно утверждать, что в ней имели место дефекты правовой системы, нельзя сказать, что в России не уделялось внимания реформе юридической системы. Было принято немало важных законов, зачастую разработанных при помощи выдающихся ученых — будь то законодательство о корпорационном управлении, коммерческое право или правила, регулирующие финансовую деятельность. Тем не менее обеспечение соблюдения законов в России остается реальной проблемой и доверие к судебным органам там слабее, чем в странах Центральной Европы. Нормы социального поведения, адекватные условиям рыночной экономики до сих пор не сформировались, а уровень взаимного доверия в деловых кругах остается невысоким (см. главу 8).

 

Изменения в сфере управления

 

Опыт, накопленный в результате проведения приватизации, как пра­вило, также подтверждает правоту сторонников «эволюционно-институционалистского» подхода в их споре с приверженцами «вашингтонского консенсуса». Действительность опровергла взгляды, согласно которым при осуществлении приватизации главное значение имеет ее быстрое про­ведение, позволяющее предотвратить расхищение активов действующи­ми руководителями предприятий; на самом деле многие руководители ГП быстро обнаружили желание реструктуризировать свои предприятия. Апокалиптические предсказания относительно массового растаскивания активов оказались неверными.

Как отмечалось в главе 9, компетентные руководители предприятий были заинтересованы в том, чтобы попытаться привлечь частных инвесторов и с этой целью быстро осуществить оборонительную реструктуризацию своих предприятий. Кроме того, как отмечалось в главе 10, и теоретические рассуждения, и эмпирические данные свидетельствуют о том, что важно использовать приватизацию для достижения эффективного сочетания ме­неджеров и активов. Приватизация в пользу инсайдеров не обеспечивала решения этой задачи. Нет ничего удивительного в том, что инсайдерская приватизация, как правило, не приводила к значительному улучшению экономических показателей предприятий, хотя приверженцы «вашингтон­ского консенсуса» утверждали, что любая приватизация всегда лучше, чем ее отсутствие. Более того, теории, рассмотренные в главе 10, позволяют предположить, что скрытые интересы, создаваемые инсайдерской прива­тизацией, возможно, сделали дальнейшую приватизацию более сложной задачей и, кроме того, могли способствовать сохранению или усилению синдрома мягких бюджетных ограничений в фирмах, приватизированных инсайдерами. Этот синдром мягких бюджетных ограничений чаще всего принимает форму неуплаты налогов.

Дальнейшие исследования позволят определить, в какой степени это со­четание бесплатного распределения активов и «налоговой эрозии» усилило тенденции ослабления государственной власти в России.

В Китае мы стали свидетелями формирования весьма оригинального института — МП, принадлежащих поселковым и сельским органам власти. Сторонники «вашингтонского консенсуса» не могут как-либо истолковать феномен МП, — если не считать утверждений о том, что данные пред­приятия являются псевдочастными, что, как мы знаем, неверно. Теории, развитые в главе 11, позволяют предположить, что МП действуют в усло­виях жестких бюджетных ограничений, что весьма важно с точки зрения эффективности экономики, а также — что они в большей степени, чем частные фирмы, защищены от «хищничества» со стороны правительства благодаря тому, что их деятельность способствует обеспечению обще­ственных благ.

Опыт Китая, где приватизация до недавних времен оставалась под запретом, демонстрирует, кроме того, какое важное значение имеет реформа организации государственной власти, предусматривающая децентрализацию управления государством и развитие различных форм конкуренции между местными органами власти, которую можно ис­пользовать в интересах развития рынков. Кроме того, федеративные системы налогообложения, при которых местные органы власти ста­новятся конечными получателями любого прироста налоговой базы, позволяют частично связать интересы бюрократов с развитием рынков и предпринимательства.

В России реформе организации государственной власти уделялось от­носительно мало внимания, поскольку главным направлением реформиро­вания было осуществление массовой приватизации. Задним числом можно утверждать, что при определении последовательности реформ в России, приоритет должен был быть отдан реформе организации государственной власти, целью которой было бы создание стабильной социальной базы реформ. Неожиданный крах коммунистического режима в 1991 г. привел к возник­новению серьезной возможности принятия демократической конституции с соответствующим разделением властей и системой «сдержек и противо­весов» в отношениях между ветвями власти, а также между центральной властью и провинциями. Законные и подотчетные избирателям государс­твенные институты, возникшие в результате конституционного прогресса, могли бы способствовать созданию более прочной социальной базы реформ и государственной структуры, которая рассматривалась бы как законная власть. У исследователей нет определенного мнения по поводу того, какая конституция была бы наилучшей для России.

В свете того, что было сказано в главе 11, можно считать, что частью решения является дальнейшая передача властных полномочий из центра в регионы и децентрализация системы налогообложения. Поскольку законность власти имеет фундаментальное значение, соответствующая конституция не обязательно должна быть результатом теоретических изысканий, но она должна быть результатом целенаправленного процесса формирования консенсуса, как это было в случае успешного перехода к демократии в Испании. Сегодня реформа государственной власти ос -тается в России приоритетной задачей, однако существовавшее в этой стране первоначально стремление к демократии значительно ослабло в результате тягот переходного периода, пережитых во время правления Ельцина.

Последнее различие между «вашингтонским консенсусом» и «эво-люционно-институционалистским» подходом, о котором мы упомянем здесь, касается проблемы мягких бюджетных ограничений. Здесь гос­подствовавшее мнение состояло в том, что ужесточение бюджетных ограничений представляет собой всего лишь проблему экзогенного выбора, осуществляемого разработчиками экономической политики; при этом не учитывались институциональные факторы или те факторы в окружающей фирмы среде, которые способствовали гарантированному ужесточению бюджетных ограничений в фирмах: приватизация, демо­нополизация экономики, реформа государственной власти, банковская реформа и т. п.

Сохранение в различных формах мягких бюджетных ограничений даже в передовых странах с переходной экономикой свидетельствует о том, что ужесточение бюджетных ограничений — это вопрос не толь­ко политической воли, но и создания институциональных механизмов, гарантирующих эффективность такого ужесточения. Хотя в последнее время появилось немало теоретических работ, посвященных проблеме мягких бюджетных ограничений, эмпирические исследования данного вопроса только начинаются и должны стать приоритетным направлением работы исследователей.

Несмотря на недостаточное число непосредственных эмпирических проверок, общие данные относительно поведения предприятий поз­воляют предположить, что это поведение бывает различным: в стра­нах, претендующих на вступление в ЕС, имеет место стремительное ужесточение бюджетных ограничений, а в большинстве остальных стран сохраняются мягкие бюджетные ограничения. Здесь опять-таки важную роль, возможно, сыграл геополитический фактор, способство­вавший раннему оформлению соответствующих ожиданий в странах, претендующих на вступление в ЕС. Дальнейшие исследования дадут нам более четкое представление о процессе ужесточения бюджетных ограничений.

Приведенная здесь общая оценка, основанная на опыте переход­ного периода, судя по всему, свидетельствует о том, что «эволюци-онно-институционалистский» подход является более всесторонним и адекватным, нежели подход с позиций «вашингтонского консенсу­са». Я преднамеренно использую выражение «более всесторонний и адекватный», поскольку, как уже отмечалось выше, два этих подхода преследуют общую цель. Тем не менее различия в подходах могут приводить к важным различиям в политических рекомендациях и в результатах реформ.

В настоящее время профессиональные экономисты во всей боль­шей степени склоняются к точке зрения, согласно которой «вашинг­тонский консенсус» с его так называемой «троицей» первоочередных задач переходного периода (либерализация экономики, стабилизация, приватизация) представляет собой неправильный рецепт, не обеспечи­вающий успешного перехода к капитализму. Хотя профессиональные экономисты не отрицают необходимости либерализации, стабилизации и приватизации экономики, они во все большей степени признают, что эти направления экономической политики не могут достичь своих целей при отсутствии институциональных основ капитализма. На практике в последнее время в академических кругах наблюдался если не консенсус, то растущее сближение взглядов, приближающихся к «эволюционно-институционалистскому» подходу,[3] и я счел полезным в конце этой книги выделить основные ингредиенты этого подхода, противопоставив их основным составляющим «вашингтонского консенсуса». Еще раз напомню о том, что я представил эти два подхода в той форме, в ко­торой они «выкристаллизовались» со временем. В начале переходного периода споры велись почти исключительно о скорости переходного процесса — т. е. по вопросу, весьма важному с точки зрения и полити­ческой экономии, и изменений в сфере распределения ресурсов, а также изменений в сфере управления, но, очевидно, не исчерпывающему собой проблему перехода к капитализму в целом.

Хотя выше была сделана попытка предложить синтез основных уро­ков переходного периода, здесь необходимо сделать важное предосте­режение в связи с «эволюционно-институционалистским» подходом. Изложенные в этой книге теории могут способствовать более ясному пониманию процессов перехода к рыночной экономике, однако между теорией и реальной действительностью во всей ее сложности всегда существует значительное расхождение. Поэтому при формулировании выводов политического характера необходима особая осторожность. Хотя на основе теоретических и эмпирических исследований переход­ных процессов и можно сделать общие выводы политического характера (что, разумеется, верно не только для переходных процессов), между этими общими политическими выводами из экономического анализа и непосредственными политическими рекомендациями все же существует определенный разрыв. Мы можем, например извлечь общие уроки из экономических провалов переходного периода в России, однако совсем другое дело — сформулировать полную и убедительную, основанную на фактах, характеристику возможного альтернативного развития со­бытий в конкретные моменты времени с учетом тех условий, в которых принимались соответствующие решения.

Кроме того, несмотря на этот сдвиг от «вашингтонского консенсуса» в направлении «эволюционно-институционалистского» подхода, в програм­ме исследований последнего остается много открытых вопросов. В конце части I мы упоминали проблему влияния конкретных политических инсти­тутов на политические ограничения. Кроме того, нам необходимо лучшее понимание влияния государственной собственности в альтернативных институциональных системах, а также влияния различных институтов на возникновение и распространение коррупции. Мы уже упомянули о необходимости лучше понять динамику развития таких институтов, как, например дуальная либерализация цен и динамику институциональ­ных изменений, приводящих к усилению движущих сил реформ или к возникновению неэффективных «тупиков». На эмпирическом «фронте» также остается великое множество нерешенных вопросов — таких, как лучшее понимание способов обеспечения выполнения законов или более точные характеристики мягкости бюджетных ограничений. Необходимо эконометрически проверять существующие политэкономические модели и в частности модели, рассмотренные в этой книге. Наконец, я хотел бы привлечь внимание к двум проблемам, которые при ретроспективном рассмотрении представляются немаловажными для процесса перехода к капитализму, но при этом относительно мало исследованы на данный момент.

Первая проблема связана с неравенством богатства и доходов. Хотя рост неравенства доходов и богатства и прогнозировался экономиста­ми, характер увеличения этого неравенства был довольно различным в разных странах. Например Гарнер и Террелл (1998) установили, что в Чехии и в Словакии осуществляемые правительствами перераспре­делительные трансферты существенно скорректировали увеличение неравенства, вызванное рыночными реформами. Интересно отметить, что Коммандер, Толстопятенко и Емцов (1999) обнаружили, что в России правительственные расходы и трансферты, как правило, способствова­ли дальнейшему увеличению неравенства. Как можно объяснить такие различия? Каковы политические и экономические последствия роста неравенства в странах с переходной экономикой? Хотя данный вопрос представляет интерес для экономической науки в целом (Персон и Табеллини, 1994), он особенно важен в случае с переходом к капитализму. В частности хотелось бы выйти за рамки модели среднестатистического избирателя и лучше понять те политические каналы, посредством ко­торых рост неравенства оказывает влияние на принятие политических решений: относительную роль электоральной политики и групп особых политических интересов, процесс формирования политики и полити­ческих коалиций и т. д.

Вторая тема охватывает социальное поведение, социальные нормы и социальный капитал. Вопрос о нормах социального поведения представ­ляет собой общую и немаловажную проблему общественных наук и эта область недостаточно исследована учеными-экономистами — по крайней мере во время переходного процесса. Очевидный метод исследования, не применявшийся до сих пор при формализованном анализе процессов перехода к капитализму (по крайней мере насколько мне известно), это использование моделей эволюционных игр. В рамках «эволюционно-институционалистского» подхода данный метод представляется естествен­ным способом использования потенциала теории эволюционных игр при выборе равновесий.

 

Чему научил экономическую науку переходный период?

 

Попытавшись осуществить общий синтез некоторых из числа глав­ных уроков переходного процесса на данный момент, я хотел бы те­перь вкратце охарактеризовать реальное и потенциально возможное влияние исследований переходного процесса на экономическую науку в целом.

Основным результатом в этом плане стало укрепление институцио-налистского подхода в экономической науке, который развивался и от­дельно от исследований переходного процесса с использованием теории некооперативных игр и развернутых форм игр. Негативные сюрпризы, порожденные подходом с позиций «вашингтонского консенсуса», и по­зитивный опыт перехода к рыночной экономике в Китае способствовали дальнейшей смене акцентов в экономическом мышлении — эти явления подчеркнули важное значение разнообразных институтов, составляющих основу любой успешно функционирующей капиталистической экономики. Опыт переходного периода, как ничто иное, доказывает то, что стратегии либерализации экономики, ее стабилизации и приватизации, не имеющие основы в виде адекватных институтов, не могут принести положитель­ных результатов. Вместо того чтобы обеспечить экономический рост и процветание, они могут породить воровство, коррупцию, рэкет и упадок экономики. Таким образом, в центре внимания оказываются не рынки и теория цен, а контрактные отношения и та правовая, социальная и политическая среда, в которой осуществляются эти отношения. Опыт переходного периода не только способствовал усилению этой смены фокуса в экономическом мышлении, но и привел к возобновлению интереса к взаимодействию и комплиментарности различных структурных инсти­тутов капитализма.

Исследования процессов перехода к капитализму не только укрепили существующий в экономической науке институционалистский подход, но и положили начало изучению новых и сложных проблем, таких как динамика институциональных изменений в свете институционалистского подхода. Они также подчеркнули важное значение политической поддержки данных институтов и возможность эволюции институтов, движущей силой которой является взаимодействие политических и экономических аспектов институциональных изменений. Стабильная политическая поддержка данных институтов имеет важное значение для обеспечения стабильных ожиданий и стабильного экономического поведения, которые, в свою очередь, могут усиливать политическую поддержку.

Значительная часть исследований переходных процессов принесла резуль­таты, которые вполне могут быть применены далеко за пределами специфи­ческой области перехода от социализма к капитализму.

Проблемы политической экономии реформ, поднятые в литературе по переходным процессам и рассмотренные в части I этой книги, имеют зна­чение и для иных ситуаций, таких, как интеграция Европы или реформы в Латинской Америке, где важную роль играют вопросы скорости и пос­ледовательности проведения реформ, их комплиментарности, движущих сил реформирования и факторов, на них влияющих. Дальнейшие иссле­дования должны выявить, как влияют на ход реформирования различия в политических режимах. Хотя политика массовой приватизации и является уникальным феноменом периода перехода от социализма к капитализму, модели стратегий такой приватизации могут объяснить политические мотивы занижения стоимости акций приватизируемых фирм правыми правительствами, которые стремятся создать надежную социальную базу для своего переизбрания.

Хотя дуальная либерализация цен представляет собой оригинальный институт, сформировавшийся в ходе перехода к рыночной экономике в Китае и имеющий своей целью осуществление такой либерализации экономики, которая является улучшением по критерию Парето, ее при­нципы могут быть применены к другим реформам, осуществляемым в других странах: реформам рынка труда, пенсионным реформам и т. п. Дуальный подход может найти применение при регулировании внутренних рынков труда и при регулировании заработной платы в фирмах. Главный нераз­решенный вопрос в исследованиях дуального принципа (а на практике, скорее всего, и наиболее вероятное препятствие на пути осуществления реформ дуального типа) это проблема гарантирования правительством своих обязательств в отношении сохранения рент, получаемых при по­мощи старых институтов, или в отношении ограничения сферы действия нового, рыночного сектора. Очевидно, что этот вопрос требует дальней­шего исследования.

Анализ либерализации экономики и сокращения объемов производства применим и для всех ситуаций неожиданной либерализации экономики, например для либерализации рынков капитала в странах с формирую­щейся рыночной экономикой. Анализ влияния конкретных институцио­нальных систем на решение проблем координации, связанных с обеспе­чением выполнения законов, находит применение не только в переходных экономиках.

Разумеется, многие из проблем, связанных со стимулами, склады­вающимися в переходный период, которые рассматривались в части III этой книги — например проблемы «эффекта храповика» или мягких бюджетных ограничений, имеют весьма общее значение. Анализ инс­титуциональных механизмов, используемых для решения этих проблем стимулирования, также выходит далеко за рамки переходного периода. К примеру, проблема рынка управленческого труда и альтернативных возможностей государственных служащих существует во всех стра­нах.

Экономическая теория мягких бюджетных ограничений представ­ляет собой важное дополнение общего экономического знания и имеет весьма общие и важные практические применения — от вопросов, связанных с оказанием финансовой помощи банкам (кризис ссудно-сберегательных касс в США в 1980-е гг., другие банковские кризисы, например тот, что имел место в Швеции в начале 1990-х гг). до пони­мания причин экономического кризиса в странах Восточной Азии. Это направление исследований, кроме того, способствует лучшему пони­манию капиталистической системы, в которой присутствуют различные формы мягких бюджетных ограничений. Анализ институциональных механизмов, обеспечивающих ужесточение бюджетных ограничений, также не ограничивается опытом переходного периода, если речь идет о таких проблемах, как роль федеративного государственного устройс­тва, децентрализация банковского дела и реформа и регулирование банковского сектора.

Мы надеемся, что эта книга будет способствовать дальнейшему «пере­крестному оплодотворению» между исследованиями экономики переходного периода и экономической наукой в целом.

Контакты