ЭКОНОМИЧЕСКАЯ ШКОЛА

---

100 Hot Books (Амазон, Великобритания)

---

 

Марк Перлман. Предисловие

Выражаю благодарность нескольким друзьям, прочитавшим и внесшим правку в рукопись: профессору А. В. Коутсу, Уоррену Сэмюэлсу, Юичи Шионоя, Ричарду Сведбергу и Сигето Цуро, а также доктору Чарльзу Маккэнну.

В данной книге, как мы увидим, содержится много лишнего, неуместного, неясного, в значительной степени искаженного, парадоксального — иными словами, ненужного и даже мешающего пониманию материала. Если все это отбросить, то останется, бесспорно, самый конструктивный, самый оригинальный, самый высоконаучный и самый блестящий вклад в историю развития аналитических фаз нашей дисциплины из всего когда-либо созданного в этой области.

Дж. Вайнер (Finer 1954. Р. 894-895)

1. Шумпетер и история экономической мысли, представленные в перспективе

1.1. Шумпетер отличался широтой интересов и обладал многими талантами. Кроме того, в молодости он был необычайно честолюбив; едва ли в данном эссе уместно уделять много внимания фактам его жизни; к счастью, в настоящее время существуют не только воспоминания его коллег, вышедшие в 1950г., где дана глубокая характеристика личности Шумпетера (особенно стоит отметить мемуары Готфрида Хаберлера), ¹ и обширный великолепный труд Массимо М. Ауджелло (1990), в котором собраны библиографические сведения о том, что написал Шумпетер, кто писал о нем и с кем его чаще всего сравнивали, но и три недавно вышедшие биографии (1991) ², являющиеся, несомненно, лучшими биографиями этого человека. «Schumpeter. A Biography», написанная Ричардом Сведбергом, содержит строго соразмерную научную оценку четырех или пяти основных трудов, а также интересные общие сведения о времени и обстановке, в которой жил автор. Сведберг последовательно повествует о разных десятилетиях жизни и творчества Шумпетера, а его попытки раскрыть личность ученого носят характер предположений. Вторая биография отличается от первой. Работа Роберта Лоринга Аллена (Alien. Opening Doors: The Life and Work of Joseph Schumpeter) имеет больше сходства с такими трудами, как «Жизнь Сэмюела Джонсона» Джеймса Босуэлла или «Дневник» Сэмюеля Пеписа (1815). Широко используя огромную, отмеченную подлинной ученостью и самоотверженностью³ работу по расшифровке личных дневников Шумпетера, предпринятую миссис Эрикой Маттшниг Гершенкрон, ⁴ Аллен интерпретировал часто отрывочные, а то и просто непонятные материалы. В отличие от Сведберга (социолога) Аллен (экономист) был учеником и горячим поклонником Шумпетера. Аллен документирует многое из того, о чем Сведберг мог только лишь догадываться.

В третьей биографии, написанной Эдвардом Мерцем (Marz), венским марксистским историком, — Joseph Schumpeter: Scholar, Teacher and Politician, — автор воздерживается не только от обсуждения своеобразия личности Шумпетера, но фактически от всякого упоминания его историко-культурно-эпистомологических интересов. Задача Мерпа состояла в привлечении Шумпетера в ряды современных марксистов. Это интересная попытка, но вряд ли она имеет отношение к тому, что нас интересует. Вследствие этого все сказанное ниже в большой степени основано на мемуарах и двух первых биографических исследованиях.

1.2. Я полагаю, что интеллектуальные усилия Шумпетера сосредоточены на пяти (возможно, на четырех с половиной) основных темах. Я бы классифицировал первый этап его работы (включающий три книги) как посвященный по крайней мере двум основным темам: природе экономической теории и экономической науки и природе и источникам экономического развития. Первая тема появилась о себе в 1908 г. в работе Das Wesen und der Hauptinhalt der Theoretischen NationalOkonomie («Природа и суть теоретической национальной экономии») и в меньшей степени в 1914г. в работе Epochen der Dogmen und Methodengeschichte («Экономический метод и доктрина: исторический очерк»); ⁵ вторая тема обозначилась в 1911г. в книге Theorie der wirtschaftlichen Entwicklung («Теория экономического развития»),

Его следующая (я бы назвал ее третьей) основная тема отражена в книге, посвященной деньгам (частично написанной им, но не опубликованной, хотя она все же появилась в 1970 г. под заглавием Das Wesen des Geldes⁶ («Cущность денег»), и в его двухтомнике Business Cycles («Экономические циклы») (1939). Эти в целом не имевшие успеха работы были выпущены параллельно незрелой книге Мейнарда Кейнса (1930) Treatise on Money («Трактат о деньгах») и его весьма успешному труду General Theory of Employment, Interest and Money («Общая теория занятости, процента и денег»), вышедшему в 1936г.

Шумпетер не считал книгу «Капитализм, социализм и демократия» одной из основных своих работ. Действительно, он часто называл ее «халтурой» (Alien 1992. II. Р. 133). Другие не соглашались с подобной оценкой, и можно считать, что в данной работе нашла отражение «третья с половиной» или даже четвертая тема.

Его пятая тема заключалась в интерпретации филиации идей в развитии экономической теории. Эта тема возникла первоначально в книге Epochen der Dogmen- und Methodengeschichte (1914; позднее переведена на английский язык как Economic Doctrine and Method: An Historical Sketch); она не была закончена при жизни автора, но основной замысел этой работы реализовался в книге History of Economic Analysis («История экономического анализа», 1954). Я отнес бы также к этой пятой теме другой посмертный сборник: Ten Great Economists («Десять великих экономистов», 1954), содержащий тщательно обработанные эссе.

1.3. Незавершенный труд «История экономического анализа» составляет наиболее значительную часть разработки пятой и последней великой темы Шумпетера. Одним людям данная книга представляется отражением мрачных размышлений стареющего ученого, испытавшего горечь личных, профессиональных и общественных трагедий. Для других эта работа, хотя и незаконченная, является квинтэссенцией его творчества; это последний великий профессиональный обзор (tour d'horizon) ведущего практикующего академического экономиста-провидца XX века. А для третьих — это еще и наиболее полный компендиум имен и названий работ, когда-либо опубликованный на английском (а возможно, и на других языках) за всю долгую историю данной дисциплины.

1.4. В прошлом существовало множество трактовок истории экономической теории, используемых для объяснения развития этой дисциплины. Так, одним из способов объяснения фактической гегемонии учений Смита и Рикардо был рассказ о том, как Смит сплавил воедино работы предшественников, отбросил одни и создал другие каноны. Рикардо, ссылаясь на экономический шедевр Смита 1776 г., ⁷ предложил более строгий тип аргументации, и, таким образом, была собрана воедино, если не родилась, классическая экономическая теория. ⁸ По мнению британцев, официальным «свидетельством о рождении» стало несомненно произведение Джона Рамсея Мак-Куллоха The Literature of Political Economy (1840). Книга Жерома-Адольфа Бланки Histoire de 1'economie politique en Europe (1838), ⁹ подтверждает приоритет французов, что, конечно, делает работу Мак-Куллоха или дополнением, или «младшим родственником», или просто самозванцем.

Имеется и немецкая линия. Вильгельм Георг Фридрих Рошер вначале выпустил книгу Geschichte der Englishen Volkswirtschaftslehre (1851), а затем, в 1874г., свою работу Geschichtliche Entwicklung der NationalOkonomie und Ihrer Literatur. Можно было бы продолжить этот список, но достаточно указать, что нетолько Маркс дал трактовку истории экономической науки в своей работе «Капитал» (Das Kapital), особенно это относится к I тому (1867), такую же работу проделал и объект насмешек Маркса Е. К. Дюринг, опубликовав в 1871 г. позитивистский труд Kritiche Geschichte der Nationalokonomie und des Sozialismus.

В качестве «краеугольного камня» с более «современной» точки зрения я склонен упомянуть о решении Уильяма Стенли Джевонса заказать перевод с итальянского работы Луиджи Косса Guido allo Studio dell' Economia Politica (1875). Косса был так польщен просьбой Джевонса, что в процессе подготовки к переводу расширил и частично переписал свое первое издание.

В итоге второе издание (1876) с предисловием Джевонса (на итальянском языке опубликовано только в следующем, 1877 г.) послужило затем образцом для создания многих аналитических текстов по истории экономической науки. ¹⁰

До выхода в свет в 1954 г. «Истории экономического анализа» Шумпетера американские (и предположительно британские) студенты-магистранты обычно опирались на несколько старых надежных столпов: работу Эрика Ролла «История экономической мысли», представляющую собой странную смесь промарксистских и амарксистских (если пользоваться неологизмом) идей (особенно это касается второго (1946) и третьего (1954) изданий после второй мировой войны), и на работу Шарля Жида и Шарля Риста «История экономических учений со времен физиократов до наших дней», переведенную на английский язык в 1948 г. со 2-го, 6-го и 7-го французских изданий. Из более современных авторов — в пределах последних двадцати лет — главными авторитетами для старшекурсников были «Экономическая теория в ретроспективе» Марка Блауга и словарь «Новый Палгрейв» (New Palgrave). Для студентов младших курсов лучшими пособиями считались прекрасно написанная книга Александра Грея «Развитие экономической доктрины: вводный обзор» (1931) и книга Генри Шпигеля «Развитие экономической мысли» (1971). Более продвинутые ученые опирались на монографии, посвященные отдельным авторам, школам, периодам и подтемам (например, денежной теории и т. д.). Однако ни один из упомянутых выше трудов не является, по моему мнению, достаточно авторитетным, ни в одном из указанных произведений нет попытки синтезировать мировоззренческую концепцию (видение).

После публикации «Истории экономического анализа» вышли две другие весьма авторитетные работы: «Типы экономической теории: от меркантилизма до институционализма» Уэсли Клэр Митчелла в издании Джозефа Дорфмана (1967, 1969) ¹¹ и «История экономической аргументации» Карла Прибрама (1983). Ни в одной из них не предпринята попытка синтезировать видение, хотя в каждой авторы пытались построить изложение вокруг организующей темы. (Я бы не рассматривал подобные притянутые за уши интерпретации как видения.) Ниже я дам сравнение их подходов.

Наиболее важным фактом относительно работы Шумпетера «История экономического анализа» является ее особое влияние на профессию. Будучи незаконченной и опубликованной с очевидными и идентифицированными лакунами, она не может служить хорошим реферативным руководством. И все же на эту книгу регулярно ссылаются. Почему? Я выскажусь более подробно на эту тему позднее, а здесь позвольте мне ограничиться утверждением, что данное произведение представляет собой сложное, но не чисто субъективное видение экономической науки.

Шумпетеру были известны произведения авторов из стран континентальной Европы, в какой-то мере, возможно, слегка знакомые большинству экономистов, получивших образование в Великобритании и США, но, разумеется, не изученные ими сколько-нибудь основательно. Шумпетер получил блестящее классическое гимназическое образование, благодаря которому он получил представление о философских школах Греции и Рима и приобрел рабочее знание немецкого, французского, итальянского и английского языков, а также некоторые навыки чтения на других европейских языках. Благодаря тому что Шумпетер мужал в атмосфере последнего десятилетия заката монархии Габсбургов и лично знал ведущих экономистов как в своей стране, так и в Германии, Франции, Великобритании и США, а также вследствие особенностей его честолюбивого, несколько вызывающего, склонного к театральности характера, он приобрел утонченность и такой круг личных контактов, каким не обладал никто из основных историков экономической науки в целом. К тому же он с легкостью делал обобщения, часто привлекая на помощь фантазию. А самое главное, он избежал образования, ограниченного рамками британского утилитаризма, и, хотя большую часть жизни на него производило впечатление непринужденное превосходство английского джентльмена-ученого, он был великолепно интеллектуально вооруженным аутсайдером.

1.5. Подводя итоги, скажем, что значение данной книги заключается в разработке научного видения развития экономической науки, видения, созданного необычайно начитанным «аутсайдером» (с точки зрения большинства экономистов-профессионалов, получивших образование в Великобритании и США) во времена, когда он сторонился компании профессионалов и, следуя своему честолюбию, личной и трудовой этике, создавал монументальный труд, объясняющий зависимость между тем, что он называл экономической наукой, и другими науками, а также другими социальными и философскими дисциплинами. Несмотря на то что незавершенность работы из-за внезапной смерти автора несколько снижает ее значение, на английском языке нет ни одного подобного труда; и, даже обращаясь к другим культурам, мы не видим ничего равного ему по масштабам и яркости изложения. Прежде всего, это произведение ума, одаренного богатым воображением, пропитанного горечью событий мировой войны, в которой выбранная им для проживания страна, возможно введенная в заблуждение вездесущее англосаксонское культурное влияние (которую он со временем стал презирать), сражалась, по-видимому, не с тем противником. Книга является вызовом (возможно, будь она закончена, она стала бы звучать приговором) тому, как англоамериканские экономисты привыкли смотреть на самих себя и на свое ремесло.

2. Место книги в жизни Шумпетера

2.1. Мне кажется, что причина, побудившая Шумпетера в 1914г. написать труд Epochen der Dogmen und Methodengeschichte, является меньшей тайной, чем направленность его содержания. В то время он был молодым человеком, которого мир и он сам воспринимали как вундеркинда.

Частью его честолюбивых устремлений было создание схемы, которая позволила бы понять процесс развития экономической дисциплины, выступающей как в качестве науки, так и в качестве искусства. Излагаемая уверенным тоном, работа отражает интеллектуальную самоуверенность, не замутненную никакими серьезными профессиональными неудачами. Но хотя Шумпетер не боялся авторитетов, это не значит, что их у него не было. Согласно Сведбергу (Swedberg 1991. Р. 91-93), он высоко ценил мнением Макса Вебера, чьи усилия сочетать абстрактную теоретическую экономическую науку со сравнительно подробной историей событий и политических мер выразились в создании новой дисциплины — социальной экономии (Sozialokonomie).

И тут Шумпетеру представилась счастливая возможность выполнить заказ самого Вебера — подготовить историю экономической теории. Вебер организовал написание и публикацию амбициозного коллективного проекта — справочника Grundriss der Sozialokonomie. Другими выбранными авторами были двое знаменитых ученых более старшего возраста: Карл Бюхер и Фридрих фон Визер. Их присутствие, плюс собственное желание Шумпетера снискать расположение Вебера, ¹² несомненно, повлияли на манеру изложения материала. Хотя книга и сохраняет в некоторой степени исторический подход, мне представляется ясным, что это была уступка чувствам Вебера, явившаяся больше проявлением вежливости, чем искренним выражением своего мнения. В это время Шумпетер делал большую ставку на абстрактную теорию. Его ранняя книга была переведена на английский язык только после смерти автора, но для большей части энтузиастов истории экономической науки в период между войнами ее существование и (для тех, кто мог читать по-немецки) ее содержание обеспечили Шумпетеру прочную профессиональную репутацию. И все же сам Шумпетер, судя по всему, рассматривал ее как незавершенную работу. Ограниченность объема не позволяет подробно остановиться на содержании (см.: Perlman 1982), но в период создания работы Шумпетер намеревался: 1) обрисовать различия между экономической наукой и политической экономией; 2) показать, как британская классическая экономическая наука уступала дорогу «школам экономической мысли»; 3) указать, что будущее экономического анализа— это развитие в традициях анализа общего равновесия Вальраса, хотя «скорее в динамической, чем в статической форме», и 4) настаивать на том, что филиация идей, как и экономическая политика, должна вырабатываться бескорыстной культурной элитой.

2.2. К 1940-м гг. Шумпетер отдалился от многих своих гарвардских коллег. Принято думать, что причиной разрыва стали события второй мировой войны и альянс между западными демократиями и сталинским Советским Союзом. По прошествии более чем пятидесяти лет трудно с достоверностью представить многие чувства, сыгравшие роль в то время. Лоринг Аллен предположил, что более ранним источником этого отчуждения явилась амбивалентная позиция Шумпетера в отношении антисемитизма и нацизма. Однако многие из суждений Аллена представляются мне легковесными и слишком часто основываются на слухах или утверждениях типа post hoc, ergo propter hoc. Но какова бы ни была бы причина, Шумпетер покинул Кембридж и сосредоточился на новой формулировке своих идей относительно исторического развития экономической науки. По окончании войны Шумпетер вновь показался из своего кокона, но он никогда не был гусеницей, а теперь уже не был и бабочкой, как в молодости. Он написал блестящие эссе об Ирвинге Фишере и Мейнарде Кейнсе; опубликованные посмертно в сборнике «Десять великих экономистов», отзывы об этих авторах превосходили то, что было написано о них в «Истории экономического анализа». Он был президентом Американской экономической ассоциации в 1948 г. и в этом качестве выступил с речью «Наука и идеология». Его попросили произнести речь об Уэсли Клер Митчелле сразу же после смерти последнего (в 1950 г.). Это было странное, необычное выступление, но эссе, завершенное как раз перед смертью самого Шумпетера, хотя и экспансивно, но проникнуто мудростью. По-видимому, «История экономического анализа» во многих отношениях является плодом горьких предвоенных и военных лет. Сведберг рассказывает, что Шумпетер предложил свою книгу издательству Oxford University Press и что с самого начала она была задумана как широкое видение, обширный трактат о возникновении экономической науки. Но, подобно многим последним творениям художников и писателей, над этим произведением тяготел злой рок. Чувствуется, что, работая над книгой, автор пребывал в угнетенном состоянии. Он умер, не успев закончить работу, и его преданная ученица и третья жена Элизабет Буди Шумпетер разобралась в хаосе рукописного материала и выстроила его в хронологическом порядке начиная с 1938 г. и далее; она сделала все, что смогла, чтобы, насколько это возможно, отредактировать рукопись и соединить ее части в единое целое.

Задача была крайне тяжелой. Шумпетер работал над книгой беспорядочно. Важные отрывки и большие фрагменты работы нужно было разыскивать в трех кабинетах, и не всегда было ясно, что писалось раньше, а что позже. Многое было написано архаичными немецкими стенографическими значками, однако Э. Б. Шумпетер упорно добивалась своей цели.

Но злой рок, тяготевший над замыслом книги, преследовал также и ее. В течение многих месяцев работы над рукописью она страдала от злокачественной опухоли и умерла задолго до выхода книги в свет.

Несколько коллег из Гарварда сделали все, что было в их силах, чтобы завершить ее работу, но комитеты редко могут работать так же хорошо, как отдельные лица, и, как я уже указывал, Элизабет Шумпетер знала об общей концепции книги гораздо больше, чем кто-либо другой, и, разумеется, больше, чем упомянутые коллеги.

Элизабет Шумпетер предложила также напечатать сборник эссе своего мужа о ведущих экономистах (в основном это были некрологи), охватывающих период с 1914 г. до, по крайней мере, двух недель до его смерти.

Эссе в сборнике «Десять великих экономистов» подобраны с таким расчетом, чтобы удовлетворить потребности рынка (чем еще можно объяснить тот факт, что сборник открывается пространным эссе о Марксе) и отразить мнение Шумпетера относительно значимости десяти «великих» (Маркс, Вальрас, Карл Менгер, Маршалл, Парето, фон Бем-Баверк, Тауссиг, Фишер, Митчелл и Кейнс), плюс приложение из трех коротких очерков о Кнаппе, фон Визере и фон Борткевиче.

На мой взгляд, стоит особо отметить наличие в сборнике «Десять великих экономистов» подробного анализа работ Парето. Стало общепризнанным, что Шумпетер считал Вальраса величайшим экономистом в истории данной дисциплины. Я уверен, что следует также рассмотреть менее традиционную точку зрения. В конце жизни Шумпетер восхищался Парето в такой же (если не в большей) степени, как и Вальрасом. Парето, по меньшей мере, был земным святым Павлом духовного Иисуса — Вальраса.

3. Построение книги

3.1. В книге «История экономического анализа» Шумпетер прежде всего ставит перед собой задачу объяснить, как следует понимать экономическую науку. Часть I, составляющая 3,7% общего количества страниц, представляется мне наиболее важной из всей книги. В исследовании Шумпетера Epochen der Dogmen und Methodengeschichte, ¹³ вышедшем в 1914 г., где много говорится о сознательной организации, разрабатывается тема различия между «наукой» (например, экономической) и экономико-политическими программами (политической экономией) и противопоставляются роли, которые играют бескорыстные «консультанты-администраторы» и продажные памфлетисты (см.: Perlman 1983). Зрелый Шумпетер в книге «История экономического анализа» ставит перед собой более сложную задачу. Он старается объяснить экономическую науку в терминах динамической социологии знания, а не в более обычных терминах классической эпистемологии. Думаю, что с педагогической точки зрения его изложение было бы легче понять, если бы он захотел увязать свои мысли с работой Парето «Трактат общей социологии» (Trattato di Sociologia Generale), где рассматриваются различия между рациональными и нерациональными системами. Но цели обоих авторов, связанные с трактовкой теории как средства понимания человеческих смыслов, были сходны, и Шумпетер, объясняя, что же в конечном счете формирует экономическую науку (а под этим он явственно подразумевал экономическое теоретизирование), вполне однозначно заявлял, что прежде всего следует знать экономическую историю, ¹⁴ статистику и анализ. ¹⁵ Получив такие базовые знания, человек был бы, таким образом, подготовлен к изучению теории. Шумпетер постарался объяснить, что большая часть слывущего теорией или не относится к делу, или представляет весьма незначительный интерес; теоретики отравляют собственный колодец глупыми осуждениями эмпирических исследований и экстравагантными претензиями на достигнутый прогресс и особую доблесть. Многие теоретики намеренно игнорировали тот факт, что лучшие теоретики (подобно Ньютону) скептически (и с полным основанием) относились к тому, чтобы их отнесли к разряду теоретиков другие теоретики.

Тем не менее эвристическое правило Шумпетера заключалось в том, что абстрактные правила должны выводиться из наблюдаемых данных, а затем проверяться по ним. Хотя он ссылается на Маршалла как на лидера «экономической науки» (Schumpeter 1954. Р. 21), все же более верно будет сказать, что Шумпетер неприязненно относился к тенденции Маршалла и его последователей приспосабливать свой анализ к идеологиям, таким как свободная торговля, утилитаризм и т. п.

В значительной степени часть I «Истории экономического анализа» была задумана как основной вклад в науку. Однако, поскольку она не была закончена, оставшиеся пробелы нанесли ей серьезный урон. Что именно Шумпетер имел в виду, говоря о пугале — идеологии — и о Золотом Руне — экономической науке, можно вывести из письменного варианта Президентского обращения 1948 г. Но что он хотел сказать о значении веберовской Sozialokonomie, так и осталось неизвестным, а притом что он сознательно избегал социологической системы Парето (как мы отметим ниже, его пространное эссе о Парето было написано в течение последних месяцев жизни), его взгляды, по крайней мере для меня, остались непроясненными.

3.2. Написание части II потребовало от Шумпетера наибольших усилий. Она составляет около четверти всего объема книги и рассматривает последовательно сначала противостоящие друг другу великие вклады в науку Платона и Аристотеля, затем развитие экономической мысли в республиканском и императорском Риме, где поражает отсутствие аналитического материала; далее Шумпетер переходит к блестящему обзору христианских авторов и философов естественного права. В третьей главе этой части автор вновь обращается к теме 1914г.: консультантам-администраторам и памфлетистам; первые ищут видения, вторые — вознаграждения. Его трактовка произведений Смита проницательна, но резка. Награда за развитие экономической науки в Англии досталась в этой главе Джозайе Чайлду.

Тон главы 4 более великодушен; здесь проявляются качества, которых Шумпетер требует от героя. Более всего на него производит впечатление способность построить оригинальную систему, а не просто применить определенный мыслительный механизм. Рассматривая работы Уильяма Петти и его единомышленников, Буагильбера, Кантильона, Кенэ и его последователей, а также Тюрго, Шумпетер, первый председатель Эконометрического¹⁶ общества, позднее добавил (карандашом) имя Тюрго к первоначальному заглавию главы «Эконометристы».

Следующие три главы посвящены специальным темам и подтемам; здесь достаточно перечислить только темы: 5) народонаселение, доходы, заработная плата и занятость; 6) ценность и деньги и 7) «меркантилистская» литература. Они содержат массу сведений: имена, даты, и, что важнее всего, здесь прослеживается филиация идей, однако по большей части эти главы описательны. Шумпетер, вполне естественно, дал «градацию» имен; среди «первых» или «очень близких к первым вторых» были Ботеро, Серра и Мисселден, Стюарт и, возможно, Юм. Для многих наиболее полезным в данной части оказалось объединение авторов континентальной Европы и Британии в одно целое. (Для многих читателей круг имен был ограничен английскими.)

3.3. Часть III охватывает экономическую науку за период с 1790 по 1870 г. В первых трех главах содержится план анализа, широкий обзор экономической истории за данный период и изумительное исследование доминирующих идей эпохи. Снова Шумпетер делает смотр войск (его выражение) и называет своих героев, включая Лонгфилда и фон Тюнена, Курно, Дж. С. Милля, Сэя и Сисмонди. Шумпетер посвящает болыпую часть главы 5 Дж. С. Миллю. В главе 6 Шумпетер синтезирует британскую классическую школу, используя четыре постулата Сениора (рациональная максимизация, мальтузианский закон, убывающая отдача в сельском хозяйстве и возрастающая в промышленности) как удобную точку отсчета или исходную точку развития идей. Начиная отсюда, он интегрирует в общую картину взгляды Рикардо и Маркса, закон рынков Сэя и занимается вопросами производства и распределения. Глава 6 и ее продолжение — глава 7 «Деньги, кредит и циклы» основаны на английском опыте.

Трактовка Шумпетером британского утилитаризма стоит особого упоминания. Он признает его центральную роль в развитии классической системы в Великобритании, но не признает его обоснованным. Соответственно, неудивительно, что Мандевиль¹⁷ и Бентам не имеют ни мемориальной доски, ни тем более памятника в его Пантеоне.

3.4. Если в части III задаче ввести читателя в интеллектуальную атмосферу (социологию идей) за период с 1790 по 1870 г. посвящены три главы (около 84 страниц), то четыре главы (около 74 страниц) отведены введению в интеллектуальную атмосферу периода с 1870 по 1914 г. и позже.

В этой части дан полный географический обзор. Рассматривая развитие теории в Великобритании (он сосредоточивается больше на Маршалле, чем на Джевонсе или Эджуорте), во Франции, в Германии и Австрии, в Италии, Нидерландах и Скандинавии, в Соединенных Штатах и, наконец, развитие «марксизма» (если это не страна, то своего рода «облако»), Шумпетер создает платформу для того, что он действительно хочет обсудить.

Глава 6 посвящена системе Маршалла; в главе 7 речь идет о развитии анализа равновесия (частичное равновесие при этом рассматривается как продукт усилий Курно и Маршалла; общее равновесие, хотя и статическое, трактуется в основном как детище Вальраса). Глава 8 рассматривает вопросы применения теории на примере трактовки денег, кредита и циклов.

Шумпетер с восторгом упоминает своего коллегу Хаберлера и с меньшим энтузиазмом своего современника Кейнса. ¹⁸

Минимум внимания Шумпетер уделяет Бейтсу Кларку и Уэсли Клер Митчеллу. ^19,20 С другой стороны, об Ирвинге Фишере он пишет с умеренным энтузиазмом и отводит ему чуть больше места. ²¹ При этом он принимается восхвалять Вальраса и, как я уже упоминал и еще буду упоминать, в большинстве случаев, но не всегда избегает длинных рассуждений о Парето. Шумпетер не относился к числу людей, отличающихся скромностью (истинной или ложной), поэтому нас поражает отсутствие упоминаний о его собственных работах; возможно, это было оставлено на конец книги.

По моему мнению, над частью IV следовало поработать значительно больше, так как она должна была заложить основу для понимания динамического анализа общего равновесия. Полагаю, что при наличии времени Шумпетер смог бы значительно расширить и усовершенствовать ее текст. Но я также полагаю, что, учитывая состояние математики в период до 1960 г. и его собственное нежелание продолжать изучение этой дисциплины, этот раздел был обречен на то, чтобы остаться усеченным.

3.5. Часть V должна была стать «Кратким обзором современного развития науки». Рукопись, в том виде, как она была оставлена, содержала сокращенное изложение плана, описание подхода Маршалла—Викселя (анализ частичного равновесия), обсуждение «тоталитарной экономической науки» (в Германии, Италии и России), некоторые мысли о динамике и исследовании экономических циклов и слегка обработанную оценку влияния Кейнса на профессиональных экономистов. ²² Совершенно ясно, что эта часть и была задумана как «обзор», но степень ее незавершенности столь высока, что «обзор» едва ли привлечет чье-либо внимание, за исключением тех, кто интересуется самыми предварительными набросками.

4. Отклики на основные положения книги

4.0. Выход в свет книги только через четыре года после смерти Шумпетера мог бы отрицательно повлиять на прием у читателей, но мы знаем, что в ответ на ее появление было написано большое количество необычно длинных эссе в книжных обозрениях. Фактически каждый рецензент считал эту книгу монументальной по замыслу, если и не по осуществлению.

Большинство ведущих журналов, но не все, ²³ поместили рецензии на эту книгу; в качестве рецензента обычно выбирали ученого с прочно установившейся репутацией²⁴ для оценки видения Шумпетером развития экономической науки. Большинство обозревателей не колеблясь оценивали книгу с большой страстностью, рецензии вышли по большей части много времени спустя после смерти Шумпетера, а книга считалась столь значительной, что никто не обратил внимания на правило: nil nisi bonum (ничего, кроме хорошего).

Говоря кратко, все обозреватели книги были в каком-то смысле поражены и даже восхищены общим видением и объемом деталей (в каком бы несовершенном виде ни был оставлен материал), Но многих оттолкнули явные антибританские (обычно антиутилитаристские) суждения Шумпетера. Большинству рецензентов не по душе пришлись похвалы героям из континентальной Европы, но, поскольку они, как правило, не были знакомы с первоисточниками, то не чувствовали себя вправе возмущаться. Один из обозревателей, Рональд Мик (1957), счел, что Шумпетер чрезмерно упростил, даже исказил концепцию Маркса об институциональной природе общественных ценностей (общественных нравов).

4.1. Рецензия Джорджа Стиглера в Journal of Political Economy была необычной в том отношении, что он с самого начала задался вопросом, почему у кого-либо могло возникнуть желание «писать работу такого масштаба» (р. 344). Хотя Стиглер и выразил восхищение несомненной эрудицией Шумпетера, он также полагал, что многие его обобщения (например, утверждение, что экономисты медленно овладевают новыми идеями) были явно ошибочны (там же). Он часто находил изложение столь усеченным, что ему не удавалось понять, что именно имел в виду Шумпетер. ²⁵ При этом его критические замечания были даже больше направлены на общее видение, чем на исполнение.

Но у Стиглера для Шумпетера нашлась редкая похвала: «Меня восхищает великолепное презрение Шумпетера к тем, кто объясняет и оценивает теории корыстными мотивами, которыми, возможно, руководствовались их авторы. Есть интеллектуальное рыцарство в его попытках отделить качество анализа от политики, с которой он сочетался. В его трактовке почти каждого малозначительного экономиста есть великодушие и щедрость, и, конечно, многие из них нуждались в такой трактовке. И, конечно, остроумие...» (р. 345).

4.2. Другой чикагский экономист, Фрэнк Найт (весьма уважаемый историк экономической мысли), оказался, как мне кажется, одним из наиболее резких критиков книги. И хотя он закончил свой длинный очерк извинениями типа «если кошкам позволено взирать на королей», его рецензия, опубликованная в Southern Economic Journal, носила явно предостерегающий характер в нескольких аспектах. Он отметил, что если Шумпетер намеревался начать с вавилонян, хотя бы и просто в виде краткой ссылки, то он, разумеется, мог бы также дать некоторые ссылки на индийские и другие азиатские источники. С точки зрения Найта, книга Шумпетера была ограничена рамками западной экономической мысли, но даже и в этом случае Шумпетер не выдержал реального испытания.

Подобно нескольким другим критикам, Найт отметил антибританскую настроенность Шумпетера. Однако в отличие от всех остальных он отметил ярко выраженное пренебрежение со стороны Шумпетера к протестантским влияниям на развитие экономической мысли (точнее, влияниям Ветхого Завета). Он явно не доверял шумпетеровским попыткам героизации отдельных авторов (Шумпетер оценивал индивидов по шкале оригинально сти и личной одаренности), где, конечно, отсутствовала оценка личных нравственных качеств. Найт решил смягчить эту критику, добавив, что если бы ему пришлось доверять чьим-то суждениям, то Шумпетер был бы среди наиболее надежных авторитетов.

Однако для меня наиболее интересным было замечание Найта, что Шумпетер не придавал особого значения факту, согласно которому разные общества имели различные «функции полезности» (если использовать принятый неологизм). Индивидуализм в исторической игре возникает достаточно поздно.

«Первобытные идеи были обязательно нацелены на порядок, а не на свободу или прогресс. В первобытных условиях деятельность ростовщика (даже торговца) могла бы привести к глубоким нарушениям в обществе, а то и к катастрофе. В средневековом обществе имелись мощные дополнительные „причины" создания теории общества, сосредоточенной на „спасении", которого можно достичь путем ортодоксального вероучения и соблюдения ритуала под охраной абсолютной власти, данной от бога» (р. 267, выделено автором).

4.3. Трое английских авторов решили использовать в качестве мишени антибританские суждения Шумпетера и их последствия. Сначала я обращусь к И. М. Д. Литтлу, затем к Лайонелу Роббинсу и, наконец, к Марку Блаугу, чья оценка книги, на мой взгляд, особенно тщательно аргументирована.

Хотя основной интерес Литтла как будто заключается в критике несогласия Шумпетера с экономической теорией благосостояния, я думаю, что основной удар он намеревался нанести против фактически полного игнорирования Шумпетером влияния Томаса Гоббса на дальнейшее развитие науки. Литтл считает (и я разделяю его мнение), что Гоббс предложил экономистам, и не только экономистам, парадигмальную задачу; усилия большинства английских теоретиков были направлены либо на отрицание, либо на решение этой задачи. От Гоббса пошли такие течения мысли, как индивидуализм, эмпиризм, а со временем утилитаризм. Однако, поскольку интерпретация Шумпетера не выделяет влияния Гоббса, у Шумпетера могло быть мало или совсем не быть причин, чтобы рассматривать Гоббса в качестве связующего звена между средневековыми традициями и тем, что я называю современностью.

Лайонел Роббинс сначала указал, что своими личными контактами и образованием, полученным в Вене с ее высокоинтеллектуальной атмосферой, Шумпетер был блестяще подготовлен к тому, чтобы взять на себя задачу написания обширного (по мнению Роббинса, слишком обширного (Bobbins 1955. Р. 4)) трактата, охватывающего всю экономическую науку. После обычных реверансов в сторону правила nil nisi bonum (ничего, кроме хорошего) Роббинс приступил к изложению собственной оценки.

Роббинс, как и Шумпетер, был человеком высокой культуры, очень начитанным и обладал широким кругом друзей. В отличие от Шумпетера Роббинс не питал никаких религиозных пристрастий; напротив, он был здравомыслящим англичанином, верящим в совершенствование человека путем просвещения и доводов разума; иными словами, он принимал британский утилитаризм, который Шумпетер не признавал ни в качестве пригодной к использованию философии, ни тем более как замену религиозным убеждениям. Таким образом, Роббинс не просто остался холоден к эрудиции Шумпетера, основанной на утонченном европейском католицизме, но даже не обратил на нее внимания. В целом Роббинс считал, что особый взгляд Шумпетера на классическую экономическую науку отражал чувства личности, стоящей в стороне от «истинной» традиции утилитаризма. Роббинс писал, что Шумпетер искаженно воспринимал влияние утиитаризма Бентама и Джеймса Милля; большинство английских авторов выдвигали более взвешенные гипотезы относительно значения и последствий этой доктрины.

Однако решающие удары Роббинс наносит, разрушая иерархическую систему рейтингов героев Шумпетера. Метод Роббинса заключается в том, чтобы, во-первых, атаковать текстуальную обоснованность утверждений Шумпетера: 1) относительно исторического места Смита, 2) о влиянии Рикардо, 3) об аналитическом мастерстве Курно и 4) о произведениях Маршалла и их влиянии. Во-вторых, он показывает, что трактовка творчества Вальраса, данная Шумпетером, была искажена в обратном направлении. Согласно Роббинсу, Шумпетер явно не применял ту же строгость в оценке Вальраса, какую он проявлял по отношению к другим (Robbins 1955. Р. 4-5).

Роббинс, бесспорно, отвергал основную схему Шумпетера, которая отделяла то, что было ранее, от британской классической школы; при этом подчеркивался произошедший на ранней стадии разрыв между истинными философами-теологами и простыми памфлетистами. Основной жертвой при данной схеме была репутация Адама Смита: поставленный рядом с такими философами-теологами, как Платон, Аристотель и Фома Аквинский, Смит становится мелкой фигурой. Мнение Шумпетера (никогда не утверждавшееся открыто), что в работах Рикардо явно проявился памфлетист, еще более способствовало его низкой оценке величия британского вклада в науку. Но было бы ошибкой считать, что на такого мыслителя, как Роббинс, не произвело впечатления все сказанное Шумпетером на 400 страницах о британской классической традиции.

Роббинс похвалил трактовку развития экономической науки с 1870 г., данную Шумпетером, но отметил довольно резко, что, вопреки правилу последнего, судить следует об отдельных авторах, а не о школах экономической мысли. Именно в этом смысле Роббинс полагал, что Шумпетер явно недооценил Маршалла, и решительно отверг точку зрения Шумпетера о пренебрежении, предположительно испытываемом Маршаллом по отношению к Джевонсу, фон Тюнену, Курно и Дюпюи. Он считал, что трактовка Шумпетером творчества Вальраса была направлена на защиту как его самого, так и Вальраса от критики, согласно которой Эджуорт и Маршалл превосходили Вальраса в отношении как видения, так и технических деталей. ²⁶ Хотя Роббинс решил закончить свое эссе идиллическими воспоминаниями о своей последней встрече с Шумпетером, его отклик был выпадом англичанина против того, кто, вероятно, был англофилом в юности (до первой мировой войны), но изменил взгляды в зрелом и пожилом возрасте. ²⁷

Немного позднее Марк Блауг выстроил эту линию критики иначе, с большей строгостью и с большим сарказмом. В своем авторитетном учебнике (1962 и далее (рус. пер.: Блауг М. Экономическая мысль в ретроспективе. М.: Дело, 1994)). Блауг берет большую часть утверждений Шумпетера относительно того, что он собирался сделать, а затем сопоставляет их с тем, что в действительности было сделано. Разумеется, с Шумпетером произошло то же, что и со многими другими авторами: он замахнулся на большее, чем смог охватить. Самое важное состоит в том, что Блауг отверг убеждение Шумпетера, будто идеологию можно отделить от науки. Но критика Блауга в отличие от критики Рональда Мика (к которой мы скоро подойдем) не исходила из точки зрения, что наши устремления формируются нашей средой. Там, где Шумпетер утверждал, что при создании теории, особенно имеющей дело с наблюдением статистических фактов, можно очистить науку от идеологических наслоений, Блауг заявляет, что подобная очистка от идеологии происходит, только когда мы видим результаты истинно научного применения теории, только после испытания наших построений в разных условиях. Блауг, будучи отчасти попперианцем, а отчасти логиком, устанавливает свой эталон между этими двумя точками.

Блауг, подобно Шумпетеру, не испытывает сколько-нибудь заметных сомнений в том, что он говорит, тем не менее, по моему мнению, он предлагает очень глубокий, разбросанный по всей его книге, подробный анализ работы Шумпетера.

4.4. Другого типа критика, как можно было ожидать, раздалась со стороны марксистов в лице Рональда Мика.

Эссе Мика Is Economics Biased? A Heretical View of a Leading Thesis in Schumpeters History, опубликованное в Scottish Journal of Political Economy в 1957 г., ведет лобовую атаку на шумпетеровскую концепцию отделения науки от идеологии и обращается к трудной проблеме: всегда ли филиация идей приводит к прогрессу. Мик понимает восхищение Шумпетера марксизмом, но твердо заявляет, что его книга глубоко проникнута отвращением к самому Марксу и это делает суждения Шумпетера ненадежными. Маркс доказывал, что прогресс экономической науки наблюдался до 1830-х гг., а затем она стала на службу буржуазии.

Марксисты доказывают, пишет Мик, что в патристико-схоластической фазе авторы пытались определить, какой должна быть цена; в неосхоластически-меркантилистский период они старались объяснить, почему вещи продавались по тем ценам, по которым продавались, а в классический период наблюдалась тенденция определить конкурентное равновесие и количество рабочей силы, использованное в производстве товаров. Шумпетер, напротив, считал, что отцы церкви и схоласты разработали теорию полезности и редкости. Все, что возникло потом, было или сворачиванием с основного пути, или явным заблуждением.

Объективнее всего можно оценить аргументацию Мика, когда он переходит к рассмотрению предельного анализа, который Шумпетер считал настоящей и идеологически нейтральной наукой. Мик считает, что предельный анализ отражает связь между людьми (производителями) и благами, в то время как более ранний классический анализ отражал связь между людьми (работниками) и собственниками. Следовательно, с появлением предельного анализа не было достигнуто большого прогресса в науке; если он вообще сыграл какую-либо роль, то разве что дал возможность рассмотреть вещи, не относящиеся к числу важных (а в число важных входили общественные отношения и процесс производства).

4.5. Изложив, таким образом, несколько линий критики книги Шумпетера, я, с вашего позволения, обращусь к одному наиболее мастерски написанному обзору, т. е. к рецензии Якоба Вайнера, которая подчеркивает достоинства работы:

«Именно тогда, когда Шумпетер пишет об авторах, чьи аналитические качества он ценит высоко и чей экономический анализ составил сложную и последовательную систему, он поднимается на высший уровень своего мастерства. Его изложение данных систем дает великолепные образцы резюмирования. Более того, обрисовав в общих чертах их аналитические рамки, он ясно показывает полноту достижений этих авторов и дает нам возможность отныне читать их труды с большей глубиной понимания и оценки. Весьма существенную часть своей книги он посвящает изложению, оценке и похвале экономического анализа Кантильона, Кенэ, Маркса, Джевонса, Менгера и Бёма-Баверка, Курно и Вальраса. С меньшим энтузиазмом он пишет об Адаме Смите, Маршалле и Фишере. Эта часть книги составляет его наиболее ценный вклад. Я думаю, что нигде больше в литературе по нашей дисциплине нельзя найти в пределах сравнительно небольшого объема такого блестящего и не выставляющего на показ персону автора изложения, сделанного экономистом, который сам является мастером, об аналитических достижениях других экономистов» (р. 899; курсив наш. — М. П.).

Вышесказанное не означает, что у Вайнера не было с Шумпетером крупных разногласий, они представлены логично и всесторонне. Я все еще считаю возражение Вайнера против трактовки Шумпетером творчества Рикардо наилучшим.

4.6. Ограниченность места не позволяет написать что-то большее, чем простую ссылку на хвалебную в целом рецензию О. Г. Тейлора (коллеги Шумпетера, который регулярно преподавал историю экономической мысли в Гарварде), помещенную в Review of Economics and Statistics, или на критический и одновременно хвалебный очерк Дж. Б. Ричардсона в Oxford Economic Papers, или на обзорное эссе 1956 г. (содержащее также рецензии на другие книги), написанное В. У. Блейденом и опубликованное в Canadian Journal of Economics and Political Science.

Однако мне осталось еще сообщить об одном критическом пассаже, который можно найти в биографии Шумпетера, написанной Арнольдом Хеертье в The New Palgrave:

«Читая Шумпетера, понимаешь, что долговременная значимость его трудов проистекает из исторического описания и нематематического теоретического анализа. Его неспособность выразить свои идеи о развитии экономической жизни в математической форме может со временем изменить нашу оценку его работ. Но, какова бы ни была окончательная оценка Шумпетера, нельзя отрицать, что он дал новое направление развитию экономической науки, поставив несколько совершенно новых вопросов. Увлечение Шумпетера динамикой экономической жизни прервало период статического подхода к экономическим проблемам. На протяжении всей жизни Шумпетер был enfant terrible, всегда готовым занять крайнюю позицию в споре и часто пользующимся возможностью раздражать людей. Но он был также и гигантом, на чьих плечах стояли многие более поздние ученые, способствовавшие развитию экономической науки. Как экономист он больше не находится в тени Кейнса — наоборот, он в центре экономической сцены как в теоретическом, так и эмпирическом смысле» (Heertje 1987. Р. 266).

5. Моя оценка книги

5.1. С моей точки зрения, в данной работе выдающимся является, во-первых, масштаб видения Шумпетера, а во-вторых, широта исполнения. Мне кажется, что со времени публикации «Истории» появились еще две, может быть, три книги, предлагающие сравнимое, но не обязательно равное по масштабам видение. Это работы Бена Б. Селигмена (1962), Уэсли Клер Митчелла (1967, 1969) и Карла Прибрама (1983). Последние две книги были также опубликованы посмертно, но материал, на котором они основаны, полнее, чем в книге Шумпетера.

5.2. В книге Селигмена исследуется история экономической науки с точки зрения возрастающего значения аналитического (под которым обычно понимается геометрический и алгебраический) метода. Как исследовательская работа она, я думаю, отражает сомнение (может быть, даже разочарование) в направлениях, по которым пошла экономическая наука, особенно под доминирующим влиянием книги Пола А. Самуэльсона «Основы экономического анализа» (The Foundations of Economic Analysis, 1947). Эта книга легко читается, но выраженное в ней видение является довольно узким, и я думаю, что для наших целей достаточно простого упоминания этой работы.

5.3. С другой стороны, исследование Митчелла «Типы экономической теории: от меркантилизма до институционализма» (Types of Economic Theory: From Mercantilism to Institutionalism) весьма внушительно. Оно представляет собой расшифрованную студенческую стенограмму нескольких комплектов лекционных записей Митчелла, тщательно обработанную Джозефом Дорфманом, известным историком американской экономической мысли. ²⁸ Подход Митчелла, сведенный здесь почти к тривиальности, состоит в интерпретации того, как в зеркале экономической науки отражается адаптация общества главным образом к явлениям современной индустриализации (после промышленной революции) и к современной индустриализованной городской жизни. ²⁹ Согласно зрелому и обдуманному суждению Митчелла, экономическая теория представляла в основном ряд субъективных попыток группы блестящих экономистов объяснить в близких им понятиях эмпирические явления, связанные с вышеупомянутыми общественными процессами.

Как и Шумпетер, Митчелл считал, что теория в основном занимается определением смыслов, как правило, наблюдаемых явлений.

5.4. Я полагаю, что книга Прибрама A History of Economic Reasoning является другим примером авторитетной интерпретации.

Подход Прибрама, если его тоже свести к тривиальности, заключается в том, что со времен Платона до наших дней экономическая наука как тип мышления стремилась гармонично сочетать два совершенно противоположных метода: априоризм и эмпиризм. Такова была проблема, с которой столкнулся Аристотель, рассматривая платоновские сущности; с этой проблемой столкнулся и францисканец Роджер Бэкон³⁰ в споре с доминиканцами и возникшим впоследствии картезианским влиянием; в XIX в. этому соответствовало деление на кантианцев и гегельянцев, в 1930-х гг. — деление на коммунистов и фашистов. Таким же было деление на интернационалистов (американских фритредеров после Второй мировой войны) и «автаркистских националистов» (англичан, находящихся под кейнсианским влиянием).

5.5. Шумпетер в книге «История экономического анализа» предлагал, опять же если свести его подход почти к тривиальности, что понимание экономических явлений, если мы абстрагируемся от того, что считаем идеологическими предпочтениями, зависит в большой степени от эпистемологических методов, используемых нами, но при этом каждый из этих методов имел свой собственный историко-социологический опыт применения. В последние годы жизни он пришел к мнению, что следует оценивать, какое влияние оказывает то, что вы заимствуете, на то, что вы имеете. Приведу свой пример: при использовании дифференциального исчисления экономисты заимствовали метод, первоначально рассчитанный на применение в механике, а увлечение физиков объяснением равновесия сил было перенесено в экономику в виде увлечения статическим равновесием, что совершенно не подходит к вечно изменяющемуся, в сущности биологическому, органическому процессу. ³¹ Когда Шумпетер писал о динамическом общем равновесии, он подразумевал нечто совершенно отличное от ньютоновского Золотого Руна. Прибрам, тоже получивший образование в Венском университете (он был основным ассистентом фон Визера), подобно Шумпетеру, высказал мнение, что британская и американская экономическая наука была значительно ограничена влиянием утилитаризма Бентама.

5.6. Теперь я перехожу к своей критической оценке того, что предложил нам Шумпетер, а именно его видения. В результате тщательного прочтения книги Блауг пришел к выводу, что обещанное и сделанное Шумпетером — не одно и то же.

Встает вопрос: если одно важнее другого, то является ли конечный результат основой для нашей оценки? Если это так, то мы не понимаем уникальной роли видения. Но удовлетворит ли нас любая мечта? Вряд ли! «Мечта» Шумпетера возвышается над другими благодаря многогранности и сложности ее элементов.

Но если предположить, что Шумпетер пытался предложить нам свое видение, то как об этом видении можно судить? Хайек, который в некотором смысле являлся продуктом того же венского классического гимназического образования, сформировавшего Шумпетера, позволяет нам начать с интересного сравнения двух мыслителей и закончить критическими высказываниями. Хайек разработал сложную парадигму индивидуализма-утилитаризма. Поэтому, если бы он написал о видении Шумпетера, он, вероятно, сказал бы (несомненно вежливо), что видение Шумпетера было ошибочным.

Но энтузиазм Хайека по отношению к парадигме индивидуализма-утилитаризма, побудивший подчеркивать центральное место в экономической теории Мандевилля (Hayek 1967a), Смита, Дж. С. Милля, и личной свободы, дает нам возможность поставить вопрос о различных возможных альтернативных парадигмах. Я упомяну только три: центральную роль редкости, центральную роль неопределенности и центральную роль основных (т. е. стабильных) моральных императивов (т. е. ценностей).

Как мы видели, Шумпетер отверг парадигму индивидуализма-утилитаризма (и личной свободы). Он не стал серьезно рассматривать парадигму неопределенности. В отсутствие каких-либо его конкретных указаний на сей счет он, как мне кажется, нащупывал парадигму фундаментальной общественной нравственности. Он легко отклонялся от основного пути и затрачивал слишком много усилий на осуждение идеологии (хотя он никогда не осуждал теологию).

Рональд Мик отмечал в своей марксистской интерпретации, что до формирования классической традиции экономические теории занимались социальными проблемами³² (я подозреваю, что под ними он подразумевал устойчивые императивы), такими как взаимоотношения работников и их хозяев.

Далее он говорит, что в классический период интерес сместился с исторически обоснованных рассуждений о классах, народе и организации общества к исторически необоснованным связям между производителями и благами. Я предполагаю, что видение, которое действительно искал Шумпетер, должно было включать в себя нечто сродни теологической парадигме, объединяющей основные, неизменные, этические и социальные ценности и динамическое функционирование эволюционирующей экономики.

Под основными человеческими и общественными ценностями я понимаю абсолютную истинную систему, которая была бы экзогенной по отношению к времени и месту. Именно по этой причине Шумпетер уделил так много внимания средневековым авторам и естественному праву, но его вторая женитьба после развода отдалила его от религии его предков. Аллен утверждает, что, хотя Шумпетер как будто бы считал конвенциональные религиозные верования уделом смертных меньшего масштаба, чем он, с возрастом он становился все более мистически настроенным, причем до такой степени, что переписывался и разговаривал со своей умершей матерью и умершей второй женой (Alien 1991. I. P. 223-227; II. Р. 58-59). Моя собственная оценка отличается от оценки Аллена, который, подобно многим современным ученым, строит свои рассуждения и суждения о религиозных концепциях и религиозности на узком, несколько формалистическом и институционализированном фундаменте. По-моему, Шумпетер был глубоко религиозным человеком, хотя его и нельзя приписать к одной из «организованных» религий. Его вторичное вступление в брак после развода, должно быть, исключило его из паствы Римско-католической церкви, но его преданность душам умерших матери и второй жены является важным свидетельством того, что кое-что из его прежних религиозных установок осталось.

В молодости он считал, что наука дает ответы на все вопросы. К моменту начала работы над «Историей» он стал меньше верить в науку (отметим его поклон в сторону крестового похода Хайека против сциентизма: Schumpeter 1954. Р. 17) и испытывал больший интерес к исторической социологии. Моя точка зрения заключается в том, что его понимание видения, великое по сравнительным критериям, было все же неполным.

С одной стороны, ввиду его религиозности в понятие видения входит также понятие вневременной всеохватывающей истины, которая включала науку, но при этом выходила за ее пределы, поскольку название «наука» было дано чудесному набору аналитических инструментов, которые, достигнув совершенства, также могут стать вневременными по своей природе, однако, разумеется, никогда не могут достичь того же величия, что и само общее видение.

С другой стороны, существовала также историческая социология, которая привела в систему массу материалов (включая методы изложения) о вечно изменяющихся обществах.

Я думаю, что Шумпетер проявил гениальность, установив связь между наукой и высшей истиной, но ему были известны и недостатки такого решения. Он знал, что научное достижение в одной области не только можно применить в других областях, но при этом в процессе перехода в другую область передается нечто большее, чем просто научный метод. Первоначальная область имеет свою собственную конфигурацию (Gestalt), а при переходе в другую область от первоначальной конфигурации иногда остаются только куски, которые могут оказаться совершенно чуждыми новой области. Ньютон, один из изобретателей дифференциального исчисления, был физиком, интересующимся механикой, а следовательно, и равновесием. Экономисты, ценившие потенциальные возможности дифференциального исчисления, часто не отдавали себе отчета в том, что применяли метод, заимствованный из физики, к дисциплине социально-биологического типа, где одной из важных истин является не равновесие, а постоянная мутация. ³³

Таким образом, я прихожу к выводу, что Шумпетер хотел создать такое видение, которое охватывало бы и связывало постоянное и экзогенное с социологически преходящим и внутренне обусловленным, но ему не удалось его найти. Реши он строить свою концепцию на основе работ американских институционалистов, таких как Коммонс и Митчелл, являющихся примерами изучения социологически преходящего при их неспособности найти вневременную истину, он смог бы показать дилемму с «нетеоретической» стороны. ³⁴

В отличие от многих теоретиков своего времени Шумпетер, пусть с оговорками, выразил некоторое уважение к тому, что они пытались сделать; но он не сказал того, что должно было быть сказано: а) что они не видели дальше индивидуалистско-утилитаристской парадигмы Гоббса—Локка и б) что их незнание работы Парето о нерациональных системах сделало их работы значительно менее содержательными в теоретическом плане, чем следовало.

Возможно, проживи Шумпетер дольше, он привел бы в порядок свою работу. Но в том виде, в каком она была опубликована, критике подвергается скорее неполнота его видения, чем, согласно Блаугу, «неадекватная подача материала». Подобно многим персонажам Ветхого Завета, Шумпетер был великолепен, но не без изъяна; подобно им, он обладал великолепным видением, но пропорции его видения были несовершенны. Как и Эйнштейну, ему не удалось найти единой теории, но, подобно Эйнштейну, он верил, что где-то должна быть такая теория.

Я однажды дал такую оценку творчества Шумпетера, Митчелла и Прибрама:

«О Ференце Листе и Артуре Рубинштейне, выдающихся концертирующих пианистах, говорили, что «они часто пропускали ноты». Значит, можно быть авторитетным, не будучи всегда точным... Быть мастером — значит быть авторитетным, и каждый [из трех авторов: Шумпетер, Митчелл и Прибрам] достигает статуса мастера благодаря ярко выраженной и всесторонней оригинальности... понимания интеллектуальной эволюции, а не вследствие хронологического охвата, точности и отшлифованности деталей» (Perlman 1986. Р. 9).

Из всех этих мировоззренческих концепций видение Шумпетера было самым смелым; его взгляд простирался дальше других. Почему? Потому что, как писал Роббинс (и фактически все остальные), Шумпетер был более широко начитанным и обладал более богатым воображением, чем другие авторы.

Говоря словами Вайнера,

«эта книга написана человеком, обладающим энциклопедическими знаниями, быть может, последним эрудитом... Шумпетер обладал знаниями и способностями, явно превышающими знания и способности, проявленные любым другим экономистом его или нашего времени, и в этой книге он употребил свои дарования на просвещение своих читателей с блеском и виртуозностью, которые восхищают и поражают, даже если не вполне убеждают» (Viner 1954. Р. 894).

Библиография

Augello М. М. (1990). Joseph Alois Schumpeter: A Reference Guide. Berlin: Springer-Verlag.

Alien R. L. (1991). Opening Doors: The Life and Work of Joseph Schumpeter. New Brunswick, NJ: Transaction Publishers.

Bidden V. W. (1956). Schumpeter's History of Economic Analysis and some Related Books//Canadian Journal of Economics and Political Science. 22. P.103-115.

Blanqui J.-A. (1838). Histoire de 1'Economie Politique en Europe.

Blaug М. (1985). Economic Theory in Retrospect, fourth edition. New York and Cambridge: Cambridge University Press; более ранние издания были опубликованы издательством Irwin в 1962 и 1968, и издательством Cambridge Universty Press в 1978 г.

Cossa L. (1875). Guido allo Studio dell' Economia Politica. Второе издание было впервые опубликовано на английском языке под названием An Introduction to the Study of Political Economy с предисловием Уильяма Стенли Джевонса в 1876 г.

Dorfman J. (1946-1949). The Economic Mind in American Civilization: In 5 vol. New York: Viking.

Duhring E. K. (1871). Kritische Geschichte der Nationalokonomie und des Sozialismus.

Gide C., Charles R. (1948). A History of Economic Doctrines from the Time of the Physiocrats until the Present Day.

Gray A. (1931). The Development of Economic Doctrine: An Introductory Survey. London: Longmans, Green.

Haberler G. (1951). Joseph Alois Schumpeter, 1883-1950//Quarterly Journal of Economics. 64. P. 333-372.

Haberler G. (1993). The Liberal Economic Order/Ed, by Antony Y. C. Koo. Aldershot, Hants, United Kingdom: Edvard Elgar.

Harris S. E. (ed.) (1951). Schumpeter, Social Scientist. Cambridge, MA: Harvard University.

Hayek F. (1967a). Dr Bernard Mandeville//Proceedings of the British Academy. P. 125-141.

Hayek F. (1967b). Review of Joseph A. Schumpeter's History of Economic Analysis, in Studies in Philosophy, Politics, and Economics, Chicago: University of Chicago Press. Это сокращенная версия текста, который был опубликован издательством Freeman в 1954 г.

Heertje A. (1987). The New Palgrave. Vol. 4. P. 263-266.

Kautz G. (1860). Die Geschichtliche Entwicklung der Nationalokonomie und Ihrer Literatur.

Knight F. H. (1954). Shumpeter's History of Economics//Southern Journal of Economics. 21. P. 261-272.

Little IM.D (1995). Essays' in Bibliography and Criticism XXXI. History of Economic Analysis//Economic History Review: Series 2. P. 10, 91-98.

Marx К. (1867). Das Kapital.

Маrz Е. (1991). Schumpeter: Scholar, Teacher, and Politician. New Haven, CT: Yale University Press.

McCulloch J. R. (1845). The Literature of Political Economy: A Classified Catalogue: Select publication in the different departments of that science with historical, critical, and bibliographical notes. London: Longman, Brown, Green, and Longmans.

Meek R. (1957). Is Economics Biased? A Heretical View of a Leading Thesis in Schumpeter's History//Scottish Journal of Political Economy. P. 1-17.

Mitchell W. C. (1949). Lecture Notes on Types of Economic Theory: Form Mercantilism to Institutionalism//August Kelley, Bookseller, New York.

Mitchell W. C. (1967 and 1969) Types of Economic Theory: From Mercantilism to Institutionalism. С предисловием Джозефа Дорфмана. New York: Kelley.

Perlman M. (1982). Schumpeter as a Historian of Economic Thought// Helmut Frish (ed.), Schumpeterian Economics, Eastbourne, East Sussex, England: Praeger, 1981. P. 143-161.

Perlman M. (1986). Perceptions of Our Discipline: Three Magisterial Interpretations of the History of Economic Thought//History of Economics Society Bulletin, Winter Issue. P. 9-28.

Perlman M. (1990). Die Bienen-Fabel: Eine moderne W0rdigung//von Hayek, Friedrich A., Perlman, Mark and Kaye, Frederick B. Bernard de Mandevilles Leben und Werk. Dusseldorf: Verlagsgruppe Handels-blatt.

Pribram K. (1993). A History of Economic Reasoning. Baltimore: Johns Hopkins University Press.

Richardson G. B. (1955). Schumpeter's History of Economic Analysis// Oxford Economic Papers. 7. P. 136, 50.

Robbins L. (1955). Scumpeter's History of Economic Analysis//Quarterly Journal of Economics. 44. P. 1-22.

Roll Е. (Lord Roll of Ipsden) (1938). A History of Economic Thought. London: Faber and Faber.

Roscher W. G. F. (1851). Geschichte der Englishen Volkswirtshaftslehre.

Roscher W.G.F. (1874). Geschichte der Nationalokonomie in Deutschland.

Samuelson P. A. (1947). Foundations of Economic Analysis. Cambridge: Harvard University Press.

Schumpeter J. A. (1908). Das Wesen und der Hauptinhalt der theoretichen Nationalokonomie. Munich and Leizig (Duncker & Humblot).

Schumpeter J. A. (1912³⁵). Theorie der wirtschaftlichen Entwicklung. Leipzig: Duncker & Humblot. Имеется английский перевод Редверса Они второго переработанного издания (1926): The Theory of Economic Development: An Inquiry into Profits, Capital, Credit, Interest, and the Business Cycle. Cambridge: Harvard University Press, 1934.

Schumpeter J. A. (1914). Epochen der Dogmen- und Methodengeschichte. Tubingen: J.C.B. Mohr. Имеется английский перевод Р. Ариса: Economic Doctrine and Method: An Historical Sketch. New York: Oxford University Press, 1954.

Schumpeter J. A. (1939). Business Cycles: A Theoretical and Statistical Analysis of the Capitalist Process, in two volumes. New York: McGraw-Hill.

Schumpeter J. A. (1942). Capitalism, Socialism, and Democracy. New York: Harper.

Schumpeter J. A. (1949). Science and Ideology//Americian Economic Review. 39. P. 345-359.

Schumpeter J.A. (1951). Ten Great Economists form Marx to Keynes. New York: Oxford University Press.

Schumpeter J.A. (1954). History of Economic Analisys. New York: Oxford University Press.

Spiegel H. (1971). The Growth of Economic Thought. Durham, NC: Duke University Press.

Stark W. (1959). The «Classical Situation» in Political Economy//Kyrlos. 12. P. 57-65.

Stigler G. J. (1954). Schumpeter's History of Economic Analysis//Journal of Political Economy. 82. P. 344-345.

Swedberg R. (1991). Schumpeter: A Biography. Princeton: Princeton Uni-versisty Press.

Taylor O.H. (1955). Schumpeter's History of Economic Analysis//Review of Economics and Statistics. 37. P. 12-21.

Viner J. (1954). Schumpeter's History of Economic Analysis: A Review Article// American Economic Review. 44. P. 894-910.

Примечания

1. Данное эссе первоначально было опубликовано в Quarterly Journal of Economics, затем перепечатано в издании под редакцией Сеймура Харриса (Harris 1951) и снова в издании под редакцией Хаберлера (Haberler 1993). Том, изданный в 1951 г., содержал также эссе 16 ведущих экономистов, включая среди прочих таких авторов, как Рагнар Фриш, Артур Смизис, Пол А. Самуельсон, Ян Тинберген и Фриц Махлуп.

2. Ауджелло приводит 260 работ (включая переводы статей и книг на иностранные языки) Шумпетера и 1916 работ о Шумпетере. Собственные обобщения или находки Ауджелло отражены в основательном очерке на 93 страницах, изобилующем оценочными замечаниями, т. е. непосредственными оценками самого Ауджелло. Я не знаю другой такой работы, которая была бы проделана кем-либо из экономистов над произведениями другого экономиста.

3. Работа была поистине самоотверженной, так как многое было написано и даже просто небрежно нацарапано архаичными немецкими стенографическими знаками.

4. Я обязан профессору Юичи Шионоя за его информацию по данному и другим вопросам.

5. Эта книга в основном послужила базой для последней работы Шумпетера. Поскольку, по мысли Шумпетера, любое изучение экономической теории включает знание ее происхождения, в то время (перед первой мировой войной) он объединил обе темы.

6. Издана и снабжена предисловием Ф. К. Манном (Gottingen: VandenhOck & Ruprecht, 1970. P. XXVII, 341).

7. Более ранним шедевром Смита была более тщательно написанная «Теория нравственных чувств» (The Theory of Moral Sentiments, 1759).

8. Более систематическим подходом в узком смысле слова было бы обратиться к «идеальному помощнику коллекционера» — книге Эммы Фандаберк «История экономической мысли и анализа (Fundaburk Emma. The History of Economic Thought and Analysis. 1973), где проделана огромная работа по синтезированию различных подходов. 

9. Эта книга выдержала несколько последовательных изданий. 5-е французское издание вышло в 1882 г., перевод 4-го французского издания на английский язык опубликован в 1880 г.

10. Широко известный текст Шарля Жида и Шарля Риста «История экономических учений» не был опубликован до 1915 г. 

11. Основу рукописи составляли студенческие стенографические записи. В этом виде она была продана в 1949 г. книготорговцем Огасте Келли (Нью-Йорк) с разрешения миссис Митчелл (работа ограничивалась очень небольшим количеством тем) под заглавием Lecture Notes on Types of Economic Theory: From Mercantilism to Institutionalism. Дорфман откорректировал и значительно расширил материал.

12. Это удалось. Вебер стал горячим поклонником Шумпетера и пытался помочь ему получить университетскую кафедру. Однако Сведберг сообщает, что однажды они оба избежали драки только потому, что Вебер буквально вылетел из кафе. Чем был вызван подобный взрыв? Шумпетер был очарован происходящим в Советском Союзе и одобрил практику ленинизма. Вебер, пришедший в негодование от безразличия Шумпетера к человеческой жестокости, не мог сдержаться (Swedberg 1991. Р. 92-93).

13. Якоб Вайнер отмечал, что эта книга следует направлению, проложенному в исследовании Коссы (1954. Р. 898).

14. Сведберг отмечает здесь влияние Макса Вебера (Swedberg 1991. Р. 184). 

15. Мнение Шумпетера было аналогично мнению лорда Кельвина, согласно которому наука включает в себя измерение, даже если она не является измерением сама по себе. Шумпетер, знавший о пренебрежительном отношении Хайека к сциентизму, был расположен к каждой дисциплине, разрабатывающей собственный порядок знаний (не обучения), особенно к физике (Schumpeter 1954. Р. 16-18).

16. Шумпетер считал слово «эконометрика» {econometrics) неграмотным с филологической точки зрения. По его мнению, следовало бы писать «экометрика» или «экономометрика» (Schumpeter 1954. Р. 209).

17. Едва упомянут (две коротенькие ссылки). Хайек, наоборот, считает, что роль Мандевиля в развитии индивидуализма, утилитаризма и даже идеи саморегулирующего рынка велика (см.: Hayek 1967; Perlman 1990 и § 5.6 в данном Предисловии).

18. Трактовка Шумпетером творчества Кейнса — деликатный предмет. Он наиболее тщательно рассматривается в эссе, помещенном в сборнике «Десять великих экономистов» (Schumpeter 1951. Р. 260-291). Автор относится к творчеству Кейнса сдержанно-критически. 

19. См. выше, § 2.2, где более подробно говорится об оценке Митчелла.

20. Митчелл в своих лекциях объединял Шумпетера и Парето, тем не менее данная тема не была для Митчелла «излюбленной» (Mitchell 1969. Ch. 15). 

21. И вновь чувство долга возобладало над последовательностью изложения. В сборнике «Десять великих экономистов» помещено чрезвычайно благожелательное мемориальное эссе о Митчелле, написанное Шумпетером незадолго до смерти.

22. См. 3.4, где имеется ссылка на более объемное и, очевидно, более позднее эссе о Кейнсе.

23. Например, Economic Journal обещал дать обзор, но, вопреки ссылке Лоринга Аллена (Alien 1991. Р. 215, 218), я не смог найти его в журнале.

24. Economica, наоборот, поручила сделать обзор очень молодому тогда А. У. Коутсу. Он написал проницательную рецензию.

25. «Когда основные положения Милля о капитале или три причины существования процента Бёма-Баверка излагаются на одной-двух страницах, то даже эксперт не может претендовать на полное понимание позиции Шумпетера» (Journal of Political Economy. 1982. P. 344).

26. Позднее, когда Лайонел Роббинс (Robbins 1955) высказал свое несогласие с тем, что Шумпетер в своей иерархии поставил Вальраса выше Рикардо, я думаю, лорд Роббинс упустил момент, лежащий в основе этой иерархии. Теория Рикардо в основе своей базировалась непосредственно на фундаменте, заложенном Бентамом, который представлял, в лучшем случае, только один ограниченный аспект человеческой натуры (слабость плюс выбор) выбора, в то время как суть учения Вальраса была основана на великом фундаменте математической логики и картезианского понимания вселенной.

27. Идиллия относится к последней встрече Шумпетера и Роббинса: «Это был чудесный июньский день (в середине 1930-х гг.)... и мы скользили по волнам вниз по течению Темзы от Твиккевхэма до Дэтчета. Я как сейчас вижу его, беззаботно устроившегося на носу нашего судна, окруженного пылкой молодежью; это были Никки Калдор, Абба Лернер, Виктор Эделберг, Урсула Хикс-Вебб — организатор поездки. Тесно прижав одну ладонь к другой, он изысканно и остроумно рассуждал о теоремах и личностях» (р. 22).

28. Я не включил сюда обсуждение пятитомного энциклопедического шедевра Дорфмана The Economic Mind in American Civilization в основном потому, что в нем главным образом рассматривается эволюция мысли в пределах географически заданных рамок. Тем не менее он является образцовым изложением фактов эволюции экономической науки.

29. Сам Митчелл не сосредоточивался сознательно на процессе современной урбанизации, но при тщательном прочтении материала можно, я думаю, обнаружить, что он рассматривает данное явление, даже если это и не было сознательно сформулировано.

30. Возможно, потому, что я более силен в английской светской литературе, чем в латинской теологической, я предпочитаю в качестве прототипа не Роджера Бэкона (1214-1294), а Френсиса Бэкона (1561-1620).

31. Имеется несколько способов рассматривать процесс поиска равновесия. Один способ, ньютоновский, детерминистичный: если Юпитер отклоняется от своей орбиты, то в итоге мы сможем не только представить себе, почему это происходит, но также будем в состоянии найти источник этого явления путем познания (хотя бы с помощью более совершенного телескопа). Второй можно назвать агрономическим. Согласно ему путем контроля производственных затрат можно в некоторых пределах определить выпуск (например, в результате изменения температуры помидоры созреют раньше или позже). Третий подход — шекловский (от фамилии английского экономиста Дж. Л. С. Шекла - прим. ред.), предполагает, что детерминированных равновесий не бывает — в борьбе равных соперников невозможно предугадать, будет ли исход, не говоря уже о том, каким он будет.

32. Разумеется, в рамках диалектического течения.

33. Это пример Перлмана, а не Шумпетера, но я счел его полезным с педагогической точки зрения при объяснении того, что в части I «Истории экономического анализа» Шумпетер выдвинул более широкое видение, превосходящее по своим масштабам то, которое было изложено в работе Epochen der Dogmen und Methodengeschichte.

34. Пренебрежение, проявленное Шумпетером по отношению к американским институционалистам, могло быть вызвано, многими причинами. 1. Его факультет в Гарварде был разделен на «среднезападников» и «европейцев». Он играл главную роль в последней группе, а его гарвардские коллеги-среднезападники были в большинстве институционалистами. 2. Частью «снобистской» или «интеллектуально корректной» профессиональной позиции того и многих других периодов было осуждающее отношение к социологии и историко-политическому анализу. 3. Он мог бы подойти ближе к этому материалу, проживи он дольше. 4. Не прочитав материал во всех подробностях или не имея времени привести его в систему (институционалисты были в этом не сильны), Шумпетер заключил (я бы сказал, ошибочно), что американский институционализм был провинциален или, возможно, если проявить больше великодушия, был в большой степени ограничен обществами, выбравшими утилитаристскую парадигму.

35. Сведберг (Swedberg 1991. P. 24) сообщает, что в действительности книга вышла в 1911 г.

вернуться

Координация материалов. Экономическая школа

Контакты