ЭКОНОМИЧЕСКАЯ ШКОЛА

---

Ксенофонт
(ок. 425-356 г. до н. э.)
Xenofon

 

ДОМОСТРОЙ

     По форме это произведение представляет собой диалог Сократа с Критобулом (сын друга Сократа Критона). Причем во второй части устами Сократа передается уже диалог между другими персонажами - Исхомахом (идеальным хозяином) и его женой. Мысли о хозяйстве и земледелии, скорее всего, принадлежат Ксенофонту, так как Сократ не занимался ни тем, ни другим. Историки считают, что 'Домострой' был написан в Скиллунте, где Ксенофонт приобрел опыт в сельском хозяйстве.

Глава 1 ОПРЕДЕЛЕНИЕ ПОНЯТИЯ О ХОЗЯЙСТВЕ

1. Я слышал однажды его разговор также о до­машнем хозяйстве приблизительно такого содержа­ния.

Скажи мне, Критобул, не правда ли, домоводст­во есть название какой-то науки, так же, как меди­цина, кузнечное дело, плотничье дело?

Думаю, что так, отвечал Критобул.

2. Можем ли мы сказать, в чем состоит предмет домоводства, подобно тому, как мы могли бы ска­зать, в чем состоит предмет каждой из тех наук?

Мне кажется, отвечал Критобул, дело хорошего хозяина состоит в хорошем управлении хозяйством.

3. А если бы мы ему поручили управлять чужим хозяйством, не мог ли бы он так же хорошо управ­лять им, как своим, если бы захотел? спросил Со­крат. Ведь плотник, хорошо знающий свое дело, мог бы так же и для другого делать то, что делает для себя; подобным же образом мог бы и хороший хозяин.

Думаю, что так, Сократ.

4. В таком случае может ли человек, знающий это дело, хотя бы он сам не имел состояния, получать плату за управление чужим хозяйством подобно строителю? спросил Сократ.

Да, клянусь Зевсом, и большую плату будет получать, если сможет, взяв в свои руки хозяйство, не только исполнять все, что следует, но еще на излишки обогащать хозяйство, отвечал Критобул.

5. А как мы определим хозяйство? То же ли это, что дом, или же и все, что человек имеет вне дома, тоже составляет часть хозяйства.

Мне кажется, отвечал Критобул, все, что человек имеет, хотя бы оно находилось даже не в одном городе с владельцем, составляет часть хозяйства.

6. Так, и врагов люди имеют?

Да, клянусь Зевсом, некоторые даже многих.

Неужели и врагов мы назовем их имуществом?

Это было бы смешно, отвечал Критобул, если бы человек, увеличивающий число врагов, сверх того еще получал бы плату за это.

7. Ведь мы решили, что хозяйство человека есть то же, что владение.

Клянусь Зевсом, отвечал Критобул, хозяйство - это то, что человек имеет хорошего; но, если он имеет что дурное, того я не называю имуществом.

По-видимому, ты называешь имуществом каждого вещи, полезные ему.

Конечно, отвечал он, а то, что вредит, я считаю скорее убытком, чем ценностью.

8. Значит, если человек, купивши лошадь, не умеет ею пользоваться, а падает с нее и получает вред то лошадь для него не ценность?

Нет, коль скоро ценность есть нечто хорошее.

Значит, и земля не ценность для человека, кото­рый так возделывает ее, что получает убыток?

Да, конечно, и земля не ценность, коль скоро он заставляет его голодать вместо того, чтобы кормить.

9. Так, и овцы тоже, если бы кто от неумения пользоваться овцами получал убыток, и овцы для того не были бы ценностью?

Мне кажется, нет.

10. Так, ты, по-видимому, полезные предметы счи­таешь ценностью, а вредные — не

      ценностью.

Так.

11. Значит, эти предметы, хоть они одни и те же для умеющего пользоваться каждым из

      них — ценность, а для неумеющего — не ценность: так например, флейта для того,

     кто умеет искусно играть, ценность, а кто не умеет, для того она ничем не лучше

     бесполезных камней, разве только он ее продаст.

Вот именно к этому выводу мы и пришли: для того, кто не умеет пользоваться флейтой, если он eе продает, она — ценность; а если не продает, а вла деет ею,— не ценность.

Мы рассуждаем последовательно, Сократ, раз уже признано, что полезные предметы — ценность. И в самом деле, если не продавать флейту, то она не ценность, потому что она совершенно бесполезна; а если продавать, то ценность.

12. На это Сократ заметил: Да, если умеешь про­давать. А если продавать ее в обмен на вещь, кото­рой не умеешь пользоваться, то и продаваемая флейта не есть ценность, по твоему рассуждению.

По-видимому, ты хочешь сказать, Сократ, что и деньги не ценность, если не умеешь пользоваться ими.

13. Да и ты, мне кажется, тоже согласен с тем, что ценность есть то, от чего можно получать пользу. Вот, например, если кто станет пользоваться день­гами так, что купит себе любовницу и из-за нее повредит телу, повредит душе, повредит хозяйству, разве уж будут ему деньги полезны?

Никоим образом, разве только мы будем утверж­дать, что ценность представляют и так называемый свиные бобы, от которых люди, поевшие их, ста­новятся сумасшедшими.

I4. Итак, если не умеешь пользоваться деньгами, то надо их отбросить так далеко, Критобул, чтоб они даже и не были ценностью. А друзья, если умеешь ими пользоваться так, чтобы получать от них пользу, что скажем мы про них?

Они — ценность, клянусь Зевсом, отвечал Крито­бул, и гораздо большая, чем волы, если они полез­нее волов.

15. Значит, и враги, по твоему рассуждению,— ценность для того, кто может получать пользу от вра­гов.

Думаю, что так.

Значит, дело хорошего хозяина уметь и врагами пользоваться так, чтобы получать пользу от врагов.

Да, как можно сильнее.

И в самом деле, ты видишь, Критобул, сколько хозяйств и у частных лиц и у тираннов³ обогащает­ся от войны, сказал Сократ.

16. Все это рассуждение наше, как мне кажется, правильно, Сократ, отвечал Критобул. Но какое мы выскажем мнение по поводу того, что у некоторых, как мы видим, есть и знания и средства, при помо­щи которых они могут, работая, обогащать свое хо­зяйство, а между тем они не хотят этого делать, и через это, как мы видим, знания для них бесполезны? Не правда ли для них тоже ни знания, ни богатства — не ценность?

17. Ты хочешь, Критобул, говорить со мною о рабах? спросил Сократ,

Нет, клянусь Зевсом, нет, отвечал Критобул, а о некоторых особах очень даже хорошего рода: как я вижу, одни из них обладают знаниями, пригодными на войне, другие — знаниями, пригодными в мирное время, но они не хотят применять их на практике по той именно причине, думается мне, что у них нет господ.

18. Да разве возможно, отвечал Сократ, чтоб у них не было господ? Они мечтают о счастье, хотят делать то, от чего могли бы нажить, состояние, но им мешают это делать их властители.

Кто же они, спросил Критобул, эти невидимые господа, которые властвуют над ними?

19. Клянусь Зевсом, отвечал Сократ, они не невиди­мые, но даже очень видимые. И что они очень скверные, это и для тебя не тайна, раз ты считаешь.

пороком ничегонеделание, душевную дряблость, неглижорство. Да есть и другие госпожи, обманщицы, носящие личину радостей: азартные игры, вредные знакомства; с течением времени и самим жертвами обмана становится ясным, что это—печали, лишь окруженные корочкой радости, которые подчинили их своей власти и мешают им заниматься полезным делом.

Однако, Сократ, сказал Критобул, другим эти госпожи не мешают работать: напротив, они выказывают много энергии в работе, много изобретательности по части доходов; и тем не менее они доводят, до разорения свое хозяйство и попадают в безысходную нужду.

22. Да ведь и они — рабы, возразил Сократ, и притом рабы очень суровых господ: у одних это — любовь вкусно поесть, у других — сладострастие, у иных - пьянство, у других — какое-нибудь глупое и разорительное тщеславие; эти господа властвуют над людьми, которыми овладеют, очень сурово: пока люди молоды и в силах работать, они заставляют их платить дань и расходовать весь заработок на свои страсти; когда же заметят, что они работать не в силах от старости, то оставляют их на жертву лихой старости и стараются еще других сделать своими рабами. Нет, Критобул, с этими врагами надо вести не менее решительную борьбу за свободу, чем с теми, которые стараются поработить нас у силой оружия. Но неприятели, если они люди благородные, поработивши какой-нибудь народ, многих образумят, принудят исправиться и дадут им воз­можность остальную жизнь прожить легче; а такие госпожи, пока властвуют над людьми, никогда не перестают мучить тело и душу и разорять их хо­зяйство.

 

Глава 2

ВАЖНОСТЬ НАУКИ О ХОЗЯЙСТВЕ. БОГАТСТВО СОКРАТА И БЕДНОСТЬ КРИТОБУЛА. ЖЕЛАНИЕ КРИТОБУЛА, ИЗУЧИТЬ ЭТУ НАУКУ

1. После этого Критобул сказал приблизительно так. Твоих рассуждений на эту тему, пожалуй, я вполне достаточно слышал; но, анализируя самого себя, я нахожу, что довольно сильно могу противиться подобным порокам. Поэтому, если бы ты посовето­вал мне, что делать, чтобы обогатить свой дом, то эти госпожи, как ты их называешь, кажется, не по­мешали бы мне в этом. Нет, не бойся, подай мне добрый совет, какой можешь. Или ты решил, Со­крат, что мы достаточно богаты и в увеличении со­стояния, по-твоему, нисколько не нуждаемся?

2. Что касается меня, отвечал Сократ, если ты и меня при этом разумеешь, то, мне кажется, я ни­сколько не нуждаюсь в увеличении состояния: я достаточно богат. А ты, Критобул, думается мне, очень беден, и, клянусь Зевсом, иногда мне бывает очень даже жаль тебя.

3. Тут Критебул засмеялся и сказал: Ради богов скажи, Сократ, сколько можно бы было выручить, по-твоему, от продажи твоего имущества и сколько — от продажи моего.

Я думаю, отвечал Сократ, если бы мне попался хороший покупатель, то за мой дом со всем, что у меня есть, вполне свободно можно бы было выру­чить пять мин; а за твое имущество, это я наверно знаю, можно бы было выручить с лишком в сто раз больше этого.

4. И ты, зная это, думаешь, что тебе нет надобно­сти в увеличении состояния, а меня тебе жаль, что я беден?

Да, отвечал Сократ, потому что моего состояния хватает на то, чтобы у меня было все в достаточном для меня количестве. А для того образа жизни, ко­торым ты себя окружил, и для поддержания твоей репутации тебе не хватит, хоть бы втрое больше прибавилось у тебя к тому, что ты теперь имеешь.

5. Почему же? спросил Критобул.

Потому что, во-первых, тебе приходится прино­сить много жертв, и больших: иначе, пожалуй, ни боги, ни люди не стали бы терпеть тебя; затем, по своему положению ты должен принимать много иностранцев, да еще роскошно; затем, угощать со­граждан и оказывать им одолжения: иначе лишишься их поддержки. Кроме того, как я слышал, и го­сударство уже теперь налагает на тебя большие по­винности — на содержание лошадей, на постановку хоров, на устройство гимнастических игр, на покро­вительство метекам; а если уж война случится, то, наверно, тебя заставят еще столько снаряжать су­дов и платить военных налогов, что тебе нелегко будет нести это бремя. А если афиняне найдут, что ты исполняешь что-нибудь из этого неудовлетвори­тельно, то, без сомнения, накажут тебя ничуть не

7 меньше, чем если бы они уличили тебя в краже их собственных денег. Сверх того, я вижу, ты вооб­ражаешь, что ты богат, и не думаешь о добывании денег, а всецело занят любовными делами³, как будто это тебе позволительно. Вот почему мне жаль тебя, как бы с тобою не случилась какая непопра-

8 вимая беда,— не попасть бы тебе в крайнюю нуж­ду. У меня, если бы даже мне и понадобилось что-нибудь,— наверно, и ты это знаешь,— есть Люди, мо- гущие мне помочь, так что даже совсем ничтожные пожертвования с их стороны произвели бы своим обилием потоп в моем бюджете; а твои друзья, хоть имеют средства в гораздо более достаточном коли­честве для своего образа жизни, чем ты для своего, все-таки смотрят, как бы от тебя поживиться.

9 Тогда Критобул сказал: Против этого я не могу ничего возразить. Однако пора тебе приняться за руководство мною, чтобы мне на самом деле не стать жалким.

Выслушав это, Сократ сказал: Ты не находишь странным свои поступки? Немного раньше, когда я говорил, что я богат, ты посмеялся надо мной, что, дескать, я даже и не знаю, что такое богатство, и в конце концов уличил меня в ошибке и заставил со­знаться, что у меня нет даже сотой доли твоего со­стояния; а теперь просишь меня руководить тобой и заботиться, чтобы и в самом деле тебе не стать совсем бедным.

10 Да, я вижу, Сократ, сказал он, ты знаешь одно средство к обогащению: ты умеешь жить так, чтоб оставался излишек. Поэтому я надеюсь, что человек, у которого остается излишек от немногого, вполне легко может сделать так, чтобы оставался большой излишек от многого.

11 Разве ты не помнишь, как сейчас в нашем раз­говоре ты не давал мне даже пикнуть, утверждая, что для неумеющего пользоваться лошадьми лоша­ди не ценность, точно так же, как земля, овцы, деньги — словом, все то, чем не умеешь пользовать­ся? Конечно, получается доход от таких вещей; но я-то как, по-твоему, мог бы дойти до уменья пользоваться чем-нибудь подобным, когда у меня реши­тельно ничего из этого никогда не бывало?

12 Однако мы решили, что хоть бы у кого и не было имущества, все-таки возможно какое-то зна­ние хозяйства. Так что же мешает и тебе его знать? Клянусь Зевсом, то именно, что помешало бы человеку также уметь играть на флейте, если бы ни сам он никогда не владел флейтой, ни другой не доставил бы ему случая учиться играть на своей. Так вот, и я нахожусь в таком положении относи­-

13 тельно хозяйства: и сам я никогда не владел состоянием, на котором я мог бы изучить хозяйство, и другой никто не давал мне управлять своим иму­ществом; только ты хочешь теперь дать. А конечно, кто в первый раз учится играть, портит и лиру; и я, если бы вздумал на твоем хозяйстве учиться хозяйничать, пожалуй, вконец разорил бы твое хозяйство.

14 На это Критобул заметил: Как хочется тебе, Со­крат, увернуться и не помочь мне нести легче бре­мя неизбежных трудов моих!

Нет, клянусь Зевсом, возразил Сократ, вовсе нет:

15 что могу, я очень охотно сообщу тебе. Если бы ты пришел ко мне за огнем, а у меня его не было бы, думаю, ты не стал бы укорять меня, когда бы я по­вел тебя в другое место, где можно тебе достать его. Точно так же, если бы ты просил у меня воды и я, не имея ее сам, повел бы тебя в другое место и за нею, и этого, наверно, ты не поставил бы мне в укор. Равным образом, если бы ты хотел научить­ся музыке у меня, а я указал бы тебе людей, гораз­до более меня искусных в музыке, которые к тому же были бы благодарны тебе за то, что ты желаешь у них учиться, в чем ты стал бы укорять меня в та­ком случае?

Ни в чем не имел бы права укорять, Сократ.

16 Если так, то я укажу тебе, Критобул, других, гораздо более меня сведущих во всем том, чему ты жаждешь учиться у меня. Признаюсь, меня интере­совало, кто у нас в городе является главным знато-

17 ком в этой или другой области. Я заметил как-то, что от одной и той же профессии люди бывают одни чрезвычайно бедны, другие чрезвычайно богаты. Это меня страшно удивило, и я решил, что стоит на­блюсти, в чем тут дело. Я стал наблюдать и нашел,

18 что это вполне естественно: кто занимается делом кое-как, тот, я видел, терпит убыток; а кто с напря­женным вниманием заботится о нем, тот исполняет его и скорее, и легче, и прибыльнее. Если ты захо­чешь поучиться у них, и если бог не будет против тебя, то, думаю, и ты станешь ловким дельцом.

 

 

Глава 3

ХОЗЯЙСТВО У ДУРНЫХ И ХОРОШИХ ХОЗЯЕВ

1 Выслушав это, Критобул сказал: Теперь, конеч­но, я уж тебя не отпущу, Сократ, пока ты не дока­жешь мне того, что обещал в присутствии этих друзей.

Ну что, Критобул, отвечал Сократ, если я тебе докажу сперва то, что одни на большие деньги стро­ят дома никуда не годные, а другие на деньги го­раздо меньше — дома, в которых есть все, что нуж­но, признаешь ли ты, что это — одно из дел, касаю­щихся домоводства?

2 Да, конечно, отвечал Критобул.

А что, если после этого я докажу тебе то, что находится в связи с этим, именно, что они имеют множество домашних вещей всякого рода и все-таки не могут пользоваться ими, когда они нужны и даже не знают, целы ли они у них, а через это и сами видят много горя, и слугам много горя доставляют; а у других, у которых вещей нисколько не больше, но даже меньше, чем у тех, тотчас все, что им нуж­но, готово к употреблению.

3 Так какая же причина этого, Сократ, как не та, что у одних вещи брошены, где попало, а у других каждая вещь лежит на месте?

Да, клянусь Зевсом, заметил Сократ, и даже не на первом попавшемся месте, а все вещи разложе­ны там, где им следует быть.

И это, мне кажется, тоже относится к хозяй­ству.

4 А что, продолжал Сократ, если я тебе покажу, что и слуги в одном месте все почти закованы и все-таки часто убегают, а в другом месте ходят на сво­боде и желают работать и оставаться, не найдешь ли ты, что это — хозяйственное дело, на которое стоит посмотреть?

Да, клянусь Зевсом, отвечал Критобул, и очень даже.

5 А если я покажу тебе еще, что, обрабатывая по­хожие земельные участки, одни жалуются, что разорились от земледелия и бедствуют, а у других благодаря земледелию есть все, что им нужно, в изо­билии и в прекрасном виде?

Клянусь Зевсом, правда, отвечал Критобул. Быть может, они тратят деньги не только на то, что нужно, но и на то, что приносит вред и хозяи­ну, и хозяйству.

6 Может быть, есть и некоторые такие, отвечал Со­крат. Но я не про них говорю, а про тех, у которых нет средств даже на необходимые расходы, хоть они и занимаются земледелием, как говорят.

Какая же может быть причина этого, Сократ?

Я тебя и к ним поведу, отвечал Сократ, а ты, смотря на них, конечно, поймешь.

 7. Да, клянусь Зевсом, если только смогу.

В таком случае тебе надо посмотреть, чтобы ис­пытать себя, поймешь ли ты это. А то, я знаю, ты встаешь очень рано², чтобы смотреть трагедии и ко­медии, проходишь очень большое расстояние и изо всех сил стараешься уговорить меня идти на спек­такль вместе с тобою; а на такое зрелище ты ни­когда меня не приглашал.

Так я кажусь тебе смешным, Сократ?

8 А самому себе еще смешнее, клянусь Зевсом, от­вечал Сократ. А что если я покажу тебе, что и со­держание лошадей³ одних довело до того, что они не имеют куска хлеба, а другие благодаря содержа­нию лошадей очень богаты и рады, что наживают деньги?

Так и я вижу и знаю и тех и этих, но нисколь­ко больше от этого не попадаю в число получающих прибыль.

9 Да, потому что ты смотришь на них, как на ак­теров в трагедии и комедии: на актеров ты смот­ришь не за тем, думаю, чтобы стать поэтом, а чтобы усладить зрение или слух. Это, пожалуй, правильно, потому что поэтом стать ты не хочешь; но если ло­шадей держать тебя заставляет необходимость, то не глупо ли с твоей стороны не стараться не быть профаном в этом деле, тем более что одни и те же знания полезны для ведения дела и дают прибыль при продаже?

10 Ты советуешь мне объезжать молодых лошадей, Сократ?

Нет, клянусь Зевсом, нисколько не больше, чем покупать рабов и обучать их с детства земледелию. Но, мне кажется, и у лошадей и у людей есть неко­торый возраст, когда они уже бывают полезны и вместе с тем постепенно улучшаются. Я могу показать, что и по отношению к женам одни мужья держат себя так, что в женах находят себе помощ­ниц для умножения состояния, а другие, огромное большинство, так, что разоряют хозяйство.

11 А кого винить в этом, Сократ,— мужа или жену?

Если овца плоха, отвечал Сократ, то обыкновен­но мы виним пастуха, и у лошади если есть недо­статки, мы браним всадника; что же касается жен­щины, то, если муж ее учит добру, а она дурно ведет хозяйство, то, конечно, по справедливости на жену падает вина; но, если он не станет учить ее хорошему и она ничего не будет знать, тогда не

12 падет ли по справедливости вина на мужа? Вот мы все здесь друзья, продолжал Сократ, так скажи-ка нам всю правду, Критобул: есть ли кто на свете, кому ты поручаешь больше важных дел, чем жене? Никому, отвечал он.

А есть ли кто, с кем ты меньше разговариваешь, чем с женой?

Есть, но немного.

13 А когда ты женился на ней, она была совсем молоденькой девочкой⁴, которая видела и слышала обо всем так мало, как только возможно?

Конечно.

Так гораздо удивительнее, что она умеет сказать или сделать хоть что-нибудь нужное, чем если де­лает промах.

14 А у кого хорошие жены, как ты говоришь, Со­крат, те сами их обучили?

Самое лучшее рассмотреть этот вопрос. Я позна­комлю тебя еще с Аспасией⁵, которая все это тебе

15 покажет с большим знанием дела, чем я. Если жен­щина — хорошая участница в хозяйстве, то, я думаю, она имеет совершенно одинаковое значение с мужем для хорошего домоводства. Средства входят в дом обыкновенно благодаря деятельности мужа, а расходуется большая часть их по распоряжению жены; если ее распоряжения хороши, состояние умножается

16 если дурны, состояние уменьшается. И во всех других отраслях знания, думаю, я мог бы показать тебе людей, работающих с успехом, если ты нахо­дишь это нужным.

 

Глава 4

ЗАНЯТИЕ РЕМЕСЛАМИ, ВОЕННЫМ ДЕЛОМ И ЗЕМЛЕДЕЛИЕМ. ПОСЕЩЕНИЕ КИРА ЛИСАНДРОМ

1 Нет, все отрасли знания к чему тебе показывать, Сократ? сказал Критобул. И работников, каких нуж­но, по всем специальностям достать нелегко, и при­обрести знание их невозможно. Нет, какие знания считаются самыми благородными и какими зани­маться мне было бы наиболее прилично, те ты мне и показывай, а также и работающих в этих обла­стях, да и сам помогай для изучения их, сколько можешь, своими наставлениями.

2 Прекрасно, Критобул, сказал Сократ. Действи­тельно, занятие так называемыми ремеслами зазор­но и, естественно, пользуется очень дурной славой в городах. Ведь ремесло вредит телу и рабочих и надсмотрщиков, заставляя их вести сидячий образ жизни, без солнца, а при некоторых ремеслах при­ходится проводить целый день у огня. А когда тело изнеживается, то и душа становится гораздо слабее.

3 К тому же ремесло оставляет очень мало свободного времени для заботы еще о друзьях и родном городе. Поэтому ремесленники считаются непригодными для дружеского сообщества и плохими защитниками отечества. А в некоторых городах, особенно в . тех, которые славятся военным делом, даже и не дозво­ляется никому из граждан заниматься ремеслами.

4 А нам чем советуешь ты заниматься, Сократ?

Разве нам стыдно будет, отвечал Сократ, последовать примеру персидского царя²? Он, говорят, считает одними из самых благородных и нужных занятий земледелие и военное искусство и чрезвы­чайно заботится о том и о другом.

5 Выслушав это, Критобул сказал: И ты этому ве­ришь, Сократ, что персидский царь заботится еще и о земледелии?

Вот каким образом мы рассмотрим этот вопрос, Критобул, отвечал Сократ; тогда, может быть, узна­ем, заботится ли он и об этом. Что касается воен­ного дела, то о нем он чрезвычайно заботится,— в этом мы все согласны. Правителям всех народов, с которых он берет подати, он назначил, на какое число всадников, стрелков, пращников и щитонос­цев каждый из них обязан доставлять содержание, — число такое, которого достаточно, чтобы держать в повиновении подвластные ему народы и в случае нападения врагов защищать страну; а кроме этих войск, он содержит гарнизоны в кремлях. Содержа-

6 ние гарнизону доставляет правитель, которому это назначено, а царь ежегодно делает смотр наемным войскам и вообще всем, кому приказано быть под оружием; при этом все воинские части, кроме гар­низонов в кремлях, он созывает в одно место, кото­рое называется сборным пунктом; части, располо­женные около его резиденции, он осматривает сам, а для осмотра частей, расположенных далеко, посы-

7 лает доверенных людей. Тех гарнизонных комендан­тов, тысяченачальников и сатрапов, у которых на­значенный им комплект войск окажется в полном составе и притом снабжен доброкачественными ло­шадьми и вооружением, тех правителей он возвели­чивает подобающим почетом и обогащает большими подарками; а если он найдет, что какой-либо прави­тель не проявляет надлежащей заботы о гарнизоне или незаконно наживается в ущерб ему, того он жестоко наказывает, отрешает от должности и ста­вит другого начальника. Так вот, этот образ дейст­вий его показывает нам, что он несомненно заботит-

8 ся о военном деле. Затем, какую часть страны он при проезде сам осматривает, ту он сам и ревизует; а какую сам не осматривает, посылает для осмотра ее доверенных людей. Когда он замечает, что, бла­годаря деятельности какого-либо правителя и об­ласть его густо заселена, и земля обработана и засажена деревьями, которые производит область, и хлебными злаками, тому правителю он прибавляет еще земли, награждает его подарками и отличает' почетным местом; когда же он видит, что у прави­теля область не обработана и малолюдна вследствие ли его притеснений, или превышения власти, или нерадения, того он наказывает, отрешает от долж-

9 ности и ставит другого правителя. Разве показывает такой образ действий его, что он меньше заботится о возделывании земли населением, чем об охране ее гарнизонными войсками? Мало того: правители, на­значенные им для той и другой цели, не одни и те же: одни управляют населением и сельскими рабо­чими и собирают с них подати, а другие управляют

10 вооруженной силой. Если комендант гарнизона не достаточно защищает страну, то гражданский пра­витель, заведующий полевыми работами, жалуется на коменданта, что он не может обрабатывать зем­лю из-за недостатка охраны. Если же комендант гарнизона водворяет мир для полевых работ, а у пра­вителя область оказывается все-таки малолюдной и необработанной, то комендант в свою очередь

11 жалуется на него. И действительно, население, пло­хо обрабатывающее землю, обыкновенно не достав­ляет содержания гарнизонным войскам и не может платить податей. А где назначается сатрап⁴, он за­ведует и тем и другим.

12 После этого Критобул сказал: Если царь дейст­вительно поступает так, Сократ, то, мне кажется, о земледелии он заботится нисколько не меньше, чем о военном деле.

13 Мало этого, продолжал Сократ, он заботится, чтобы во всех местах, где он живет и куда наезжает, были сады, так называемые парадисы⁵, и чтобы они были наполнены всеми лучшими произведениями земли; в этих местах он сам по большей части жи­вет, когда не мешает этому время года.

14 Клянусь Зевсом, Сократ, заметил Критобул, значит, население должно заботиться, чтобы в местах его личного пребывания сады были как можно лучше украшены деревьями и всеми другими хорошими произведениями земли.

Некоторые утверждают, Критобул, продолжал Сократ, что даже когда царь раздает подарки, то в первую очередь он зовет отличившихся на войне, потому что бесполезно распахивать много земли, если не будет защитников; а затем правителей, луч­ше всех поддерживающих порядок в своей области и сделавших ее плодородной, говоря, что и храбрые не могут жить, если не будет земледельцев.

Гово­рят, и Кир⁶, самый славный из царей, однажды сказал созванным для получения подарков, что он сам имел бы право получать подарки, предна­значенные для обеих групп, потому что он отлично умеет поддерживать порядок в стране и защищать ее благоустройство.

17 Так, значит, Сократ, заметил Критобул, если Кир это говорил, то он гордился способностью де­лать страну плодородной и благоустроенной не в меньшей степени, чем своими военными талантами.

18 Да, клянусь Зевсом, отвечал Сократ, если бы Кир остался жив, мне кажется, он стал бы отлич­ным правителем. Помимо многих других доказа­тельств в пользу этого, можно указать на то, что когда Кир шел войной против брата, оспаривая у него престол, то от Кира, говорят, не было ни одного перебежчика к царю, а от царя к Киру мно-

19 го десятков тысяч⁷. Я и то считаю важным доказа­тельством заслуг правителя, что люди ему добро­вольно повинуются и в опасности готовы оставаться при нем. А его друзья и при жизни его сражались на его стороне, и после его смерти все пали в сра­жении вокруг его трупа, кроме Ариея⁸ (Арией сто-

20 ял тогда на левом фланге). Так вот, когда Лисандр* привез этому Киру подарки от союзников, то Кир, как сам Лисандр, говорят, как-то рассказывал од­ному приятелю своему в Мегарах, любезно принял его и, между прочим, лично показывал ему свой сад

21 у Сардах¹⁰. Лисандр восхищался садом, что деревья красивы, посажены все на одинаковом расстоянии, ряды деревьев прямы, все красиво расположено под прямыми углами, благоухания разного рода сопро­вождают их при прогулке. В восторге от этого Ли­сандр сказал: “Конечно, Кир, я восхищаюсь красо­той всего этого; но еще гораздо больше я удивляюсь человеку, размерившему и распланировавшему тебе

22 все это”. При этих словах Кир обрадовался и ска­зал: “Так вот, Лисандр, все это размерил и распла­нировал я, а некоторые растения и посадил сам”.

23 Тогда Лиеандр посмотрел на него и, видя красоту одежды, которая была на нем, чувствуя запах от нее, видя ожерелья и браслеты и другие украше­ния, какие на нем были, сказал: “Что ты говоришь, Кир? Ты своими руками посадил что-нибудь из это­го?” Кир отвечал: “Ты удивляешься этому, Ли-

24 сандр? Клянусь тебе Мифрою, когда я здоров, я никогда не сажусь за обед, пока не вспотею, за­нимаясь каким-нибудь военным упражнением или земледельческой работой или вообще над чем-либо

25 усердно трудясь”. При этих словах, как рассказы­вал Лиеандр, он сам подал руку Киру и сказал: “Мне кажется, ты по праву пользуешься счастьем, Кир: ты пользуешься им за то, что ты—хороший человек”.

Глава 5

ПОХВАЛА ЗЕМЛЕДЕЛИЮ.
НЕБЛАГОПРИЯТНАЯ СТОРОНА ЗЕМЛЕДЕЛИЯ

1 Это я рассказываю тебе, Критобул, продолжал Сократ, потому, что от занятия земледелием не мо­гут удержаться даже очень богатые люди. Как вид­но, занятие им — это вместе и какое-то удовольствие, и обогащение, и гимнастика, дающая организму силу для исполнения всякого труда, приличного

2 свободному человеку. Так, во-первых, все, чем люди живы, это земля им приносит, если они ее обраба­тывают, да еще вдобавок приносит им то, от чего они получают удовольствие; потом все, чем они

3 украшают алтари и изображения богов и чем сами украшаются, и это земля доставляет с самым при­ятным запахом и в самом приятном виде; далее, множество предметов, употребляемых в пищу, она частью произращает, частью кормит,—и скотоводства во ведь связано с земледелием,— так что люди имеют возможность и богов умилостивлять жертвопри-

4 ношениями, и сами пользоваться. Однако, доставляя в таком изобилии всякие блага, земледелие не по­зволяет брать их, предаваясь неге, но приучает переносить холод зимою и жар летом. Для тех, кто работает своими руками, оно служит упражнением и придает ему силу; а кто смотрит за земледельческими работами, тех оно укрепляет, рано пробуж­дая и заставляя деятельно ходить, потому что и в деревне и в городе самые важные дела бывают

5 всегда в определенное время. Затем, если хочешь защищать свое отечество на коне, земледелие дает более всего возможности содержать и коня; если хочешь для этого служить в пехоте,— оно делает тело крепким. Земля возбуждает в человеке также желание предаваться трудам охоты, давая легкую возможность кормить собак и питая диких живот-

6 ных. Получая пользу от земледелия, и лошади и со­баки, в свою очередь, приносят пользу усадьбе: ло­шадь рано утром везет хозяина смотреть за работой и доставляет ему возможность поздно вечером уез­жать, а собаки не дают диким животным уничто­жать нивы и скот и доставляют безопасность уеди-

7 ненной усадьбе. Земля побуждает земледельцев также защищать страну с оружием в руках, пото­му что хлеб, производимый ею, может легко достать-

8 ся в добычу победителю. А какое занятие даст боль­ше ловкости в беге, метаньи дротика, прыганьи, чем земледелие? Какая профессия лучше отблагода­рит работника? Какая радушнее примет человека, заботящегося о ней? Когда он подойдет, она протя­нет, что ему нужно. Какая примет гостей с большей

9 щедростью? Где больше удобства, как не в деревне, провести зиму, пользуясь огнем в изобилии и теп­лыми ваннами? Где приятнее, как не за городом, провести лето, наслаждаясь купаньем, дуновением ветерка и тенью? Какая другая профессия достав­ляет богам более подобающие им жертвы или более

10 многолюдные праздники? Какая жизнь милее слу­гам, приятнее жене, желаннее детям, любезнее

11 друзьям? Мне кажется удивительным, как может свободный человек получать от какого-нибудь пред­мета больше удовольствия, чем от земли, и найти занятие, приятнее или полезнее для жизни, чем

12 земледелие. Кроме того, земля охотно учит и спра­ведливости того, кто может понимать ее уроки: чем лучше кто ухаживает за нею, тем больше добра

13 она сама ему делает. Но представим себе, что мно­гочисленная армия лишила земледельцев, приучен­ных к энергии и мужеству, плодов их работы: с та­кой хорошей подготовкой души и тела она могут идти, если бог не препятствует им, в землю тех, кто им мешает, и брать там себе пропитание. А час­то во время войны даже и надежнее добывать себе пищу с оружием в руках, чем с земледельческими

14 орудиями. Вместе с тем земледелие приучает людей и помогать друг другу: как на врагов надо идти

15 с людьми, так и обработка земли производится с людьми. Поэтому, кто хочет хорошо обрабатывать землю, должен возбуждать в своих рабочих энергию и готовность к повиновению; такие же средства дол­жен применять командир, ведущий войско на вра­гов,— награждать тех, кто ведет себя, как следует хорошим воинам, и наказывать нарушителей дис-

16 циплины. Равным образом, земледельцу приходится часто обращаться с увещанием к рабочим, ничуть не меньше, чем командиру к солдатам; да и добрая надежда нужна рабу ничуть не меньше, чем свобод­ному, но даже и больше, чтобы у него была охота

17 оставаться у хозяина. Какое прекрасное изречение, что земледелие — мать и кормилица всех профес­сий! Если земледелие процветает, то и все другие профессии идут успешно; а где земле приходится пустовать, там угасает почти всякая деятельность и на суше и на море.

18 Выслушав это, Критобул сказал: Все это пре­красно, мне кажется, что ты говоришь, Сократ. Но ты не упомянул о том, что в земледелии очень много такого, чего человеку невозможно предви­деть: град, иней, иногда засуха, страшный ливень, ржа и т. д. часто разрушают превосходные расчеты и труды. Да и скот, тщательно откормленный, иног­да губит самым жалким образом какая-нибудь поя­вившаяся болезнь.

19 Выслушав это, Сократ сказал: Я думал, Крито­бул, ты знаешь, что боги в земледелии такие же хозяева, как в делах войны. Во время войны, как ты видишь, думаю, люди перед военными действия­ми умилостивляют богов и вопрошают их посред­ством жертвоприношений и гаданий по птицам², что делать и чего не делать; а по поводу сельских работ

20 меньше, по-твоему, надо умилостивлять богов? Будь уверен, прибавил он, что люди разумные молят бо­гов и за сочные и сухие плоды, и за волов, лошадей и овец — словом, за все, что имеют.

Глава 6 ОБЩИЕ ВЫВОДЫ. ИСТОМАХ

1 Вот это, Сократ, отвечал Критобул, мне кажется хорошо, что ты советуешь стараться начинать вся­кое дело с помощью богов, так как боги — такие же хозяева в делах мира, как и в делах войны. Так мы и будем стараться поступать. А ты продолжай свое рассуждение о хозяйстве с того места, где ты остановился: даже и теперь, выслушав сказанное тобою, как будто я уже несколько яснее прежнего вижу, что надо делать для добывания средств к жизни.

2 В таком случае, отвечал Сократ, не резюмировать ли нам прежде всего то, о чем мы согласились в нашем рассуждении? Если окажется возможным, постараемся и при дальнейшем рассмотрении во­проса достигать соглашения.

3 Как приятно, отвечал Критобул, получив сооб­ща деньги, рассчитаться без пререканий, так прият­но, и разбирая сообща какой-нибудь вопрос, рас­смотреть его при взаимном согласии.

Итак, сказал Сократ, мы решили, что домоводст­во есть название какой-то науки, а эта наука, как мы определили, есть такая, при помощи которой люди могут обогащать хозяйство, а хозяйство, со­гласно нашему определению, есть все без исключе­ния имущество, а имуществом каждого мы назвали то, что полезно ему в жизни, а полезное, как мы нашли,— это все, чем человек умеет пользоваться.

Так вот, все науки изучить невозможно, как мы решили, и надо по примеру городов отвергнуть так называемые ремесленные науки', потому что они, по общему мнению, и телу вредят, и душу расслаб-

6 ляют. Самым ясным способом доказать это, как мы говорили, было бы при наступлении врагов на стра­ну посадить земледельцев и ремесленников отдельно и спросить обе эти группы, находят ли они нужным защищать страну или, бросив ее на произвол судь-

7 бы, охранять городские стены. В этом случае, дума­ли мы, люди, связанные с землей, подали бы голос за то, чтоб защищать, а ремесленники — за то, чтоб не сражаться, но, как они приучены с детства, си-

8 деть без труда и опасности. Мы пришли к заключе­нию, что для человека благородного самое лучшее занятие и знание — земледелие, посредством которо­го люди добывают себе все, что нужно для жизни.

9 Этому занятию, как мы решили, очень легко на­учиться, и очень приятно работать при нем; оно делает тело очень красивым и сильным, а душе ос­тавляет очень много свободного времени для заботы

¹⁰ о друзьях и отечестве. Вместе с тем, как мы реши­ли, земледелие до известной степени побуждает человека быть храбрым, — тем, что вне укреплений производит полевые плоды и кормит скот,— то, что нужно земледельцу. Вот почему такой образ жизни и пользуется величайшим почетом у городов,— по­тому что признано, что он делает людей самыми лучшими гражданами, наиболее любящими оте­чество.

11 Тогда Критобул сказал: Сократ, что самое бла­городное, выгодное и приятное дело в основу своей жизни положить земледелие, в этом, кажется, я вполне убедился; но, как ты говорил, ты подметил причины, почему одни обрабатывают землю так, что благодаря земледелию у них есть в изобилии все, что нужно, а другие работают так, что земле­делие им не приносит выгоды: вот о причинах того и другого мне хотелось бы услышать твое мнение, чтобы нам хорошее делать, а вредного не делать.

12 В таком случае, Критобул, отвечал Сократ, не рассказать ли тебе с самого начала, как я однажды встретился с человеком, который, казалось мне, поистине был одним из людей, по праву носящих название “прекрасный и хороший человек”?²

Мне очень хотелось бы об этом послушать, отве­чал Критобул, тем более что я и сам страшно желаю сделаться достойным этого названия.

13 Так вот, я расскажу тебе, сказал Сократ, даже как я пришел к мысли исследовать этот вопрос.

 Что касается хороших плотников, кузнецов хоро­ших, живописцев хороших, хороших скульпторов 'и т. п., мне бы понадобилось очень мало времени, чтобы обойти их и посмотреть их работы, признан-

14 ные прекрасными. Но для того, чтобы изучить так­же и людей, носящих это великое имя “прекрасный и хороший”, узнать, что они делают, почему удостаиваются этого названия,— для этого душа моя жаждала с кем-нибудь из них познакомиться. Вви-

15 ду того что к слову “хороший” прибавляется слово “прекрасный”, я стал подходить ко всякому красав­цу, какого видел, и старался подметить, не увижу ли, в нем “хорошее” привешено к “прекрасному”.

16 Но оказалось, было не так; напротив, я замечал как будто, что у некоторых красавцев по виду душа очень скверная. Поэтому я решил оставить в сторо­не красивую внешность и пойти на поиски за кем-нибудь из тех, кого называют “прекрасными и хоро-

17 шими”. Слыша, что все — и мужчины, и женщины, и иностранцы, и горожане — называют Исхомаха³ “прекрасным и хорошим”, я решил попробовать по­знакомиться с ним.

Глава 7

ЗНАКОМСТВО СОКРАТА С ИСХОМАХОМ.

ЖЕНА ИСХОМАХА. ЦЕЛЬ БРАКА. ОБЯЗАННОСТИ ЖЕНЫ

Как-то раз я увидал, он сидит в портике Зевса Освободителя и как будто ничем не занят; я по­дошел к нему, сел рядом и сказал: Что это, Исхомах, ты сидишь здесь? Ты ведь не очень-то привык сидеть без дела: обыкновенно я вижу тебя на пло­щади: или ты занят каким-нибудь делом, или все-таки не совсем свободен.

2 И теперь ты не видал бы меня, Сократ, отвечал Исхомах, но я уговорился с несколькими иностран­цами ожидать их здесь.

А когда ты не занят подобным делом, спросил я, скажи ради богов, где ты бываешь и что делаешь? Мне очень хочется узнать от тебя, что ты делаешь такое, за что тебя назвали прекрасным и хорошим: ведь не сидишь же ты дома, да и по наружности твоей не видать этого².

3 При словах “что ты делаешь такое, за что тебя назвали прекрасным и хорошим”, Исхомах засмеял­ся и с радостью, как мне показалось, сказал: Назы­вает ли меня так кто-нибудь в разговоре с тобой, я не знаю; знаю только, что когда мне предлагают меняться имуществом³ по делу о снаряжении воен­ного судна или о постановке хора, то никто не ищет “прекрасного и хорошего”, а зовут меня просто Исхомахом с отчеством⁴ и вызывают на суд. Таким образом, Сократ, продолжал он, в ответ на твой вопрос скажу, что я вовсе не бываю дома: ведь с до­машними делами жена и одна вполне может спра­виться.

4 А и об этом, Исхомах, сказал я, мне очень хоте­лось бы тебя спросить, сам ли ты выучил жену быть, какой следует, или, когда ты взял ее от отца и матери, она уже умела справляться с делами, подлежащими ее ведению?

5 А что она могла знать, Сократ, когда я ее взял? Когда она пришла ко мне, ей не было еще и пят­надцати лет⁵, а до этого она жила под строгим присмотром, чтобы возможно меньше видеть, мень­ше слышать, меньше говорить. Как по-твоему, раз-

6 ве я мог удовольствоваться только тем, что она уме­ла сделать плащ из шерсти, которую ей дадут, и ви­дела, как раздают пряжу служанкам? Что же ка­сается еды, Сократ, она была уже превосходно приучена к умеренности, когда пришла ко мне:

а это, мне кажется, самая важная наука как для мужчины, так и для женщины.

7 А всему прочему, спросил я, ты сам, Исхомах, научил жену, чтобы она могла заботиться о делах, подлежащих ее ведению?

Но не раньше, как принес жертву и помолился, чтобы и мне учить ее и ей учиться тому, что полез­нее всего для нас обоих.

8 Так и жена, спросил я, приносила жертву вместе с тобой и молилась об этом же самом?

Конечно, отвечал Исхомах, и горячо обещала перед богами сделаться такой, какой ей следует быть; вполне видно было, что она примет к сердцу мои наставления.

9 Расскажи мне ради богов, Исхомах, сказал я, с чего же ты начал ученье: твой рассказ об этом мне приятнее будет слушать, чем если бы ты стал рассказывать мне о самом великолепном гимнасти­ческом или конском состязании.

10 С чего, Сократ? отвечал Исхомах. Когда она уже привыкла ко мне и была ручной, так что можно было говорить с ней, я обратился к ней с таким приблизительно вопросом: Скажи мне, жена, поду­мала ли ты над тем, с какой целью я взял тебя и твои родители отдали тебя мне? Ведь не было

11 недостатка в людях: и с кем-нибудь другим мы могли бы спать; это и тебе ясно, я уверен. Когда я раздумывал о себе, а твои родители о тебе, кого нам лучше взять себе в товарищи для хозяйства и детей, я выбрал тебя, а твои родители, как видно, меня насколько это зависело от их воли. Если

12 когда нам бог пошлет детей, мы тогда подумаем о них, как их воспитать всего лучше: ведь и это наше общее благо — заручиться как можно лучшими помощниками и кормильцами на старость; а теперь

13 вот хозяйство у нас с тобой общее. Все, что у меня есть, я отдаю в наше общее владение, и ты все, что принесла с собой, обратила в общую собственность. Не то надо высчитывать, кто из пас внес больше по количеству, а надо твердо помнить, что кто из нас окажется более полезным участником в общем деле, тот и вносит большую сумму. На это, Сократ,

14 жена ответила мне: Чем я могла бы тебе помочь? Какое мое уменье? Все в твоих руках, а мое дело,

15 как сказала мать, быть разумной⁸. Клянусь Зевсом, жена, отвечал я, ведь и мне то же сказал отец. Но, поверь мне, разумные муж и жена должны посту­пать так, чтобы и наличное свое имущество сохранять возможно в лучшем состоянии, и прибавлять как можно больше нового имущества хорошими,

16 честными средствами. Что же, по-твоему, мне де­лать, спросила жена, чтобы помогать тебе увеличи­вать состояние? Клянусь Зевсом, отвечал я, старай­ся как можно лучше делать то, способной к чему создали тебя боги, как это признает и обычай. Что

17 же это такое? спросила она. Думаю, отвечал я, дела эти немаловажные. Ведь и матка у пчел в улье за-

18 ведует делами немаловажными. Мне кажется, жена, продолжал я, боги с глубоко обдуманным намере­нием соединили эту пару, которая называется “женский и мужской пол”, — главным образом с тою целью, чтобы она была возможно более полезной

19 самой себе в совместной жизни. Прежде всего, эта пара соединена для рождения детей, чтобы не пре­кратился род живых существ; затем, при помощи этой пары, по крайней мере люди приобретают себе кормильцев на старость; далее, жизнь у людей проходит не так, как у животных — под открытым небом, но, очевидно, им нужна кровля. Но если

20 люди хотят, чтобы им было, что вносить в крытое помещение, то нужен работник, исполняющий ра­боты на открытом воздухе. Распахивание нови, посев, посадка деревьев, пастьба скота — все это работы на открытом воздухе, а от них получаются

21 жизненные припасы. С другой стороны, когда они внесены в крытое помещение, нужен человек для хранения их и исполнения работ, требующих кры­того помещения. А крытого помещения требует кормление новорожденных детей, крытого помеще­ния требует также приготовление хлеба из зерна, а равно и производство одежды из шерсти. А так

22 как для обоих этих родов занятий — и внутренних и внешних — нужен труд и забота, то и природу обоих полов с самого рождения, мне кажется, бог приспособил: природу женщины для домашних тру­дов и забот, а природу мужчины — для внешних.

23 Тело и душу мужчины он устроил так, что он более способен переносить холод и жар, путешествия и военные походы; поэтому он назначил ему труды вне дома. А тело женщины бог создал менее способ­ным к этому и потому, мне кажется, назначил ей

24 домашние заботы. Но ввиду того, что в женщину он вложил способность кормить новорожденных де­тей и назначил ей эту обязанность, он наделил ее и большей любовью к новорожденным младенцам,

25 чем мужчину. Но так как бог назначил женщине также и охранять внесенное в дом добро и знал, что для охраны не худое дело, если душа труслива, то он наделил женщину и большей долей трусости, чем мужчину. С другой стороны, бог знал, что тому, кто занимается трудом вне дома, придется и за­щищаться в случае нанесения обиды, и потому на­делил его большей долей смелости. А так как

26 мужчине и женщине приходится и давать и брать, то память и заботливость он даровал им в равной мере, так что не разберешь, который пол — женский или мужской — обладает этими свойствами в боль-

27 шей степени. Точно так же способность к воздер­жанию там, где это нужно, бог даровал им в рав­ной мере и предоставил возможность получать боль­шую долю счастья от этого тому из них, кто пре­восходит другого в воздержании, будет ли это муж-

28 чина или женщина. А так как оба пола по природе своей не одинаково ко всему способны, то по этой причине они тем более нуждаются друг в друге, и эта пара бывает тем полезнее для себя, что один

29 силен в том, в чем слаб другой. Зная, что каждому из нас назначено богом, продолжал я, мы с тобою, жена, должны стараться как можно лучше испол­нять каждый свои обязанности. Согласно этому

зо и обычай соединяет в одну пару и мужчину и жен­щину: как бог создал их соучастниками в рождении детей, так и обычай делает их соучастниками в хо­зяйстве. Обычай указывает также, что для мужчи­ны и женщины приличны те занятия, к которым бог даровал каждому из них больше способности: женщине приличнее сидеть дома, чем находиться вне его, а мужчине более стыдно сидеть дома, чем

31 заботиться о внешних делах. А если кто поступает вопреки порядку, установленному богом, то едва ли от богов скроется такое нарушение им порядка, и он несет наказание за то, что пренебрегает своими де-

лами и занимается делами женскими. Мне кажется, продолжал я, и подобного рода работы, над которыми трудится пчелиная матка, назначены ей богом. Какие же работы у пчелиной матки похожи на те,

 которые я должна исполнять? спросила она. А вот какие, отвечал я, она, сидя в улье, не дает пчелам быть в праздности, но, которым следует работать вне улья, тех высылает на работу, и, что каждая из них приносит, она это знает, принимает и хранит, пока не понадобится употреблять это. А когда на­ступит надобность употреблять это, она делит меж-

ду всеми, сколько кому следует. Она смотрит также за достройкой сотов в улье, чтобы они строились правильно и быстро, и заботится о вскормлении на­рождающегося потомства; а когда пчелки вскормле­ны и стали годными для работы, она выселяет их в колонию под предводительством какой-нибудь

пчелки из молодого поколения. Так, неужели и мне надо будет это делать? спросила жена. Конечно, от­вечал я, тебе надо будет сидеть дома: у кого из слуг работа вне дома, тех посылать, а кому следует рабо­-

тать дома, за теми смотреть; принимать то, что при­носят в дом: что из этого надо тратить, ты должна распределять, а что надо оставить про запас, о том должна заботиться и смотреть, чтобы количество, предназначенное для расхода на год, не расходова­лось в месяц; когда принесут тебе шерсть, ты долж­на позаботиться о приготовлении из нее одежды, кому нужно. И чтобы сушеные продукты были хо-

роши для еды, тебе следует заботиться. Но одна из лежащих на тебе забот, продолжал я, может быть, покажется тебе не очень приятной: кто из слуг бу­дет болен, тебе придется заботиться об уходе за ним. Клянусь Зевсом, возразила она, это, напротив, для меня в высшей степени приятная обязанность, пото­му что слуги, за которыми будет хороший уход, бу­дут чувствовать благодарность и станут более пре-

данными, чем прежде. Тогда я, рассказывал Исхомах, в восторге от ее ответа сказал: Разве не такие заботы, жена, и со стороны матки в улье являются причиной привязанности пчел к ней, так что, когда она покидает улей, ни одна из пчел не считает воз­можным отставать от нее, а все за ней следуют?

Жена мне отвечала: Нет, роль главы принадлежит скорее тебе, чем мне: я удивилась бы, если бы это было не так. Хранение и распределение мною того, что находится в доме, казалось бы, думаю, смеш­ным, если бы ты не стал заботиться о внесении

40 в дом чего-нибудь снаружи. И обратно, возразил я, казалось бы смешным с моей стороны нести что-либо в дом, если бы не было человека, хранящего внесенное. Разве ты не видишь, продолжал я, как жалки люди, про которых говорят, что они льют воду в дырявую бочку⁸: видно, что они даром тру­дятся. Клянусь Зевсом, согласилась она, действи-

41 тельно, это несчастные люди, если они это делают. А другие, твои специальные заботы, поверь мне, жена, будут тебе приятны, например, когда ты возь­мешь женщину, не умеющую прясть шерсть, и сде­лаешь ее умеющей, так что она станет для тебя вдвое ценнее; или когда возьмешь женщину, не знающую обязанностей экономки и не умеющую служить за столом, и сделаешь из нее знающую, верную, ловкую прислугу, которой и цены нет, или когда у тебя будет право слуг благонравных и по­лезных для твоего хозяйства наградить, а кто ока-

42 жется дурным, наказать. Но всего приятнее тебе будет, если ты окажешься деловитее меня, сделаешь меня своим слугой, и тебе нечего будет бояться, что с годами тебе будет в доме меньше почета, если, напротив, ты будешь уверена, что, старея, чем луч­шим товарищем для меня и лучшим стражем дома для детей ты будешь, тем большим и почетом будешь

43 пользоваться в доме. Ведь ценность человека для практической жизни, прибавил я, увеличивается не от красоты, а от его внутренних достоинств. Вот что, Сократ, запомнил я из своего первого разговора с ней.

 

Глава 8 ДОМАШНЕЕ БЛАГОУСТРОЙСТВО

1 Заметил ли ты, Исхомах, спросил я, что этот разговор сколько-нибудь подействовал на нее и по­будил ее больше стараться?

Да, клянусь Зевсом, отвечал Исхомах, и я пом­ню, как она опечалилась и сильно покраснела, когда я спросил у нее какую-то вещь, принесенную

2 мной, и она не могла ее мне подать. Увидав ее огор­чение, я сказал: Не расстраивайся, жена, что не можешь дать вещь, которую я спрашиваю. Вот бес­спорно бедность, когда нужна вещь и не можешь иметь ее в своем распоряжении: но менее печален недостаток, когда ищешь вещь и не можешь найти, чем когда вовсе даже не ищешь, зная, что ее нет. Впрочем, добавил я, в этом не ты виновата, а я, по­тому что я при передаче хозяйства не дал тебе ука­заний, где должна каждая вещь лежать, чтобы ты

3 знала, куда надо класть и откуда брать. На свете нет ничего столь полезного, столь прекрасного, как порядок. Возьмем, например, хор: он состоит из людей: когда каждый делает, что попало, видишь только сумятицу, на которую и смотреть неприятно;

а когда те же самые люди действуют и поют в по­рядке, то стоит на них посмотреть и послушать. Точ-

4 но так же и войско, продолжал я, если в нем по­рядка нет, это — полная неразбериха, для врагов легкая победа, для друзей пренеприятное зрелище, вообще что-то никуда не годное: тут вместе осел, гоплит, носильщик, легковооруженный, всадник, те­лега. Как могут они двигаться, когда при таком бес­порядке мешают друг другу,— идущий бегущему, бегущий стоящему, телега всаднику, осел телеге,

5 носильщик гоплиту? А если нужно и сражаться, как могут они при таком беспорядке сражаться? Кому из них необходимо бежать при атаке врага, те могут при этом бегстве затоптать гоплитов. На-

6 против, войско в порядке представляет прекрасное зрелище для друзей и очень тяжелое для врагов. Какому другу не будет приятно смотреть, как масса гоплитов² идет в порядке? Кто не придет в восторг от того, что кавалерия едет стройными эшелонами? Какой враг не испугается при виде правильно раз­мещенных гоплитов, всадников, пелтастов, стрелков,

7 пращников, идущих в порядке за своими команди­рами? Но, когда войско идет в порядке, хоть бы в нем было много десятков тысяч, оно все идет спо­койно, словно один человек, потому что задний ряд при каждом шаге ступает на остающееся пустым

место. То же и военный корабль, наполненный людьми: почему он страшен врагам и представляет радостное зрелище друзьям, как не потому, что он быстро плывет? А почему плывущие на нем не бес­покоят друг друга, как не потому, что они в поряд­ке сидят, в порядке наклоняются вперед, в порядке откидываются назад³, в порядке входят и выходят?

А беспорядок — это, по-моему, вроде того, как если бы земледелец набросал в амбар вместе и ячмень, и пшеницу, и овощи, и потом, когда ему понадоби­лось бы тесто или хлеб, или закуска, ему пришлось бы разбирать эту массу вместо того, чтобы прямо

10 взять и употреблять отдельно лежащие продукты. Так вот, жена, если ты не любишь этого беспоряд­ка, а хочешь уметь хозяйничать аккуратно, брать без затруднения вещи, нужные для употребления, и доставлять мне удовольствие, подавая,, что я спро­шу, то отыщем место, подходящее для каждого рода предметов, положим их в него и дадим служанке наставление брать их оттуда и класть обратно туда: тогда мы будем знать, что цело и что нет, потому что само место скажет об отсутствии вещи; взгляд обнаружит, о чем надо позаботиться, а знание места каждой вещи сейчас же подаст ее в руки, так что ты будешь пользоваться ею без затруднения. Пре-

11 восходный, в высшей степени аккуратный порядок видел я однажды, Сократ, при осмотре большого финикийского судна: масса корабельных снастей, положенных каждая отдельно, увидал я, находилась

12 в очень маленьком вместилище. Как известно, для причаливания и отчаливания корабля требуется множество снастей, деревянных и плетеных⁴, а для движения его — множество так называемых висячих снастей⁴; множеством приспособлений он вооружен для защиты от неприятельских судов; много оружия везет он вместе с людьми, а также всякую утварь, которая употребляется в доме, для каждой компа­нии обедающих; кроме всего этого он битком набит

13 грузом, который везет с собой хозяин ради прибыли. Все, что я назвал, лежало на пространстве, немного разве превышающем размеры средней комнаты с де­сятью койками⁵. И все предметы, как я заметил, лежат так, что не мешают один другому, нет надоб­ности их разыскивать, все они в готовом для употребления виде, нетрудно их распаковать, так что

 не нужно тратить времени, когда вещь наскоро по­надобится. А помощник кормчего, который назы­вается “носовым” на корабле, оказалось, так знает каждое место, что даже заглазно может сказать, где что лежит и сколько чего, ничуть не хуже, чем гра­мотный человек может сказать, сколько букв в слове

“Сократ” и где какая поставлена. Я видел также, продолжал Исхомах, как он в свободное время про­верял все, что бывает нужно в пути. Я удивился такой проверке его и спросил, что он делает. Прове­ряю, чужестранец, отвечал он, на случай, если что произойдет, как лежат корабельные принадлежно­сти: может быть, чего не хватает или что-нибудь

 лежит так, что трудно достать. Ведь, когда бог по­сылает бурю на море, не время разыскивать, что нужно, и нельзя подать, что трудно достать. Бог тогда грозит ленивым и наказывает их. Надо быть совершенно довольным, если бог хоть не губит лю­дей невиновных; если же он спасает тех, кто очень хорошо служит ему, за это, прибавил он, глубокое

благодарение богам. Так вот, увидав эту аккуратную укладку, я сказал жене, что если люди на судах, таких маленьких, находят место, если, несмотря на сильное волнение моря, они все-таки сохраняют по­рядок и, при смертельном страхе, все-таки находят, что нужно взять, то с нашей стороны было бы пол­нейшей небрежностью не найти хорошего места, где все легко было бы отыскать, для каждого сорта предметов, когда для них в доме есть большие, отделенные друг от друга помещения и когда дом твердо стоит на своем основании: разве это не было бы с нашей стороны большим неразумием? Я ска­-

зал сейчас о пользе расположения вещей в порядке и о легкости найти в доме место для каждого сорта их, чтобы положить их так, как для каждого сорта

выгодно. А как красиво, когда башмаки стоят в ряд, какие бы они ни были; какой красивый вид пред­ставляют плащи рассортированные, какие бы они ни были; красивый вид у постельных покрывал; кра­сивый вид у медной посуды; красивый вид у столо­вых скатертей; наконец, красиво — это смешнее все­го покажется человеку не серьезному, а любящему поострить,— что в горшки, расставленные в хорошем

20 порядке, представляют, по-моему, что-то стройное. Все остальные предметы уже, может быть, от этого кажутся красивее, что они поставлены в порядке: каждый сорт имеет вид хора вещей, да и простран­ство в середине между ними кажется красивым, потому что каждый предмет лежит вне его: подоб­ным образом круговой хор не только сам представ­ляет красивое зрелище, но и пространство внутри

21 его кажется красивым и чистым. Правду ли я гово­рю, жена, это можно испытать без всякого ущерба для нас и без особенного труда. Не следует смущать­ся, жена, продолжал я, даже оттого, будто трудно найти человека, который выучил бы все места всех

22 вещей и запомнил бы, где какую ставить. Мы знаем, во всем городе вещей в десять раз больше, чем у нас: однако, какому слуге ни прикажи купить тебе что-нибудь на рынке и принести, ни один не задумается, а всякий, конечно, будет знать, куда идти, чтобы купить какую вещь. Причина этого, го­ворил я, лишь та, что все находится в определенном

23 месте. А если ищешь человека, да иногда еще та­кого, который сам тебя ищет, то часто откажешься от этого прежде, чем найдешь. И этого причина опять-таки только та, что не условились, где кто должен дожидаться. Так вот что, помнится мне, я говорил с ней о порядке и употреблении домаш­них вещей.

 

Проверять отсюда

Глава 9

ОБ УСТРОЙСТВЕ ДОМА. ЭКОНОМИКА. ЗНАЧЕНИЕ ХОЗЯЙКИ

1 Ну, и что же, Исхомах? спросил я. Как тебе показалось? Жена твоя прислушивалась хоть сколь­ко-нибудь к твоим усердным наставлениям?

А то как же? Обещала заботиться и, видимо, была очень рада, как будто нашла какой-то хороший выход из безвыходного положения; она про­сила меня как можно скорее разместить вещи, как я говорил.

2 Как же ты, Исхомах, спросил я, разместил их ей?

Конечно, я счел нужным прежде всего показать ей принцип устройства дома. В нем нет лепных украшений, Сократ, но комнаты выстроены как раз с таким расчетом, чтобы служить возможно более удобными вместилищами для предметов, которые в них будут, так что каждая комната сама звала

3 к себе то, что к ней подходит. Спальня, располо­женная в безопасном месте, приглашала самые до­рогие покрывала и домашние вещи, сухие части здания — хлеб, прохладные — вино, светлые — работы

4 и вещи, требующие света. Убранство жилых комнат, указывал я ей, состоит в том, чтобы они летом были прохладны, а зимой теплы. Да и весь дом в целом, указывал я ей, фасадом открыт на юг, так что со­вершенно ясно, что зимой он хорошо освещен солн­цем, а летом — в тени². Затем я указал ей, что жен­ская половина отделена от мужской дверью с засо­вом, чтобы нельзя было выносить из дома, чего не следует, и чтобы слуги без нашего ведома не произ­водили детей: хорошие слуги после рождения детей по большей части становятся преданнее, а дурные, вступив в брачные отношения, получают больше

5 удобства плутовать. После этого осмотра, говорил он, мы стали уже разбирать домашние вещи по группам. Прежде всего мы начали собирать предме­ты, нужные для жертвоприношений. После этого стали отделять женские праздничные наряды, муж­скую одежду для праздников и для войны, покры­вала в женской половине, покрывала в мужской по-

6 ловине, обувь женскую, обувь мужскую. Отдельную группу вещей составило оружие, отдельную — ин­струменты для пряжи шерсти, отдельную — принад­лежности для печения хлеба, отдельную — посуда Для приготовления кушанья, отдельную — принад­лежности для мытья, отдельную — вещи для замешивания теста, отдельную — столовая посуда. Мы поло­жили в разные места также вещи для повседневного употребления и вещи, нужные только в праздники.

7 Отдельно отложили мы запасы, расходуемые поме­сячно, в особое место убрали запасы, рассчитанные на весь год: так виднее, чтобы их хватило до конца года. Рассортировав все домашние вещи, мы разло-

8 жили все их по соответствующим местам. После этого предметы, употребляемые слугами ежедневно, как, например, для печенья хлеба, для приготовления кушанья, для пряжи шерсти и тому подобные, мы отдали в распоряжение им самим, показав, куда класть, и велели им беречь. А предметы, употребляе-

10 мые нами в праздники, при приеме гостей или в ка­ких-нибудь редких случаях, мы сдали в распоряже­ние экономке, указали их места, пересчитали, запи­сали все и сказали ей, чтобы она давала, кому что надо, помнила, что кому дает, и, получая обратно, убирала опять в то самое место, где что взяла.

11 В экономки мы выбрали после тщательного обсуж­дения женщину, самую воздержную, на наш взгляд, по части еды, вина, сна и общения с мужчинами, которая кроме того, обладала очень хорошей па­мятью, боялась наказания от нас в случае небреж­ности и старалась угодить нам и за то получить от

12 нас награду. Мы приучили ее даже относиться к нам с участием: делились с нею радостями, когда радо­вались, а в печальные минуты приглашали делить горе. Мы старались также заинтересовать ее в уве­личении нашего богатства: посвящали ее во все дела

13 и делали участницей нашего благосостояния. Мы старались привить ей также любовь к честности: .честные пользовались у нас большим уважением, чем бесчестные, и мы указывали, что честные живут богаче бесчестных, что жизнь их более похожа на жизнь свободных людей, и ее самое относили к чис-

14 лу таких людей. После всего этого, Сократ, я сказал жене, что от всего этого не будет никакого толку, если она сама не будет заботиться, чтобы каждая вещь всегда сохраняла свое место. Я указывал ей, что и в благоустроенных городах граждане считают недостаточным издавать хорошие законы, а помимо этого выбирают блюстителей законов, которые име­ют надзор за гражданами: соблюдающего закон хва­лят, а кто поступает вопреки законам, того наказы-

15 вают. Так вот, я советовал жене, чтоб и она считала себя блюстительницей законов над всем находящим­ся в доме, проверяла бы вещи, когда найдет нуж­ным, наподобие того, как комендант крепости про­веряет часовых, осматривала бы, в хорошем ли состоянии каждая вещь, подобно тому как Совет ос­матривает лошадей и всадников³, и, как царица, хвалила бы и награждала, чем может, достойных, бранила бы и наказывала, кто этого заслуживает.

16 Кроме того, я внушал ей, что с ее стороны было бы несправедливо тяготиться тем, что на нее я возла­гаю больше трудов по хозяйству, чем на слуг: я ука­зывал, что участие слуг в хозяйских вещах ограни­чивается тем, что они их носят, держат в порядке, берегут, а пользоваться ни одной вещью им нельзя без разрешения господина; все принадлежит хозяи­ну, так что он может любой вещью распорядиться,

17 как хочет. Поэтому, кто получает больше всех поль­зы от сохранения вещей в целости и больше всех убытка от уничтожения их, тому, объяснял я, должно быть и больше всех заботы о них.

18 И что же, Исхомах? спросил я. Твоя жена после этих наставлений послушалась ли тебя хоть сколь­ко-нибудь? А то как же? отвечал он. Она сказала мне, Сократ, что я неправильно сужу о ней, если думаю, будто налагаю на нее тяжелую обязанность, внушая ей, что необходимо заботиться о хозяйстве. Тяжелее было бы, прибавила она, если бы я нала­гал на нее обязанность не заботиться о своем добре,

19 чем заботиться о нем. Так, видно, устроено, закон­чила она: как о детях заботиться порядочной жен­щине легче, чем не заботиться, так и об имуществе, которое радует уже тем, что оно свое, заботиться порядочной женщине приятнее, чем не заботиться.

Глава 10

ОТУЧЕНИЕ ЖЕНЫ ОТ КОСМЕТИЧЕСКИХ СРЕДСТВ И ПРИУЧЕНИЕ К УКРЕПЛЕНИЮ ТЕЛА ЗАБОТАМИ О ХОЗЯЙСТВЕ

1 Тогда, продолжал Сократ, услышал, что жена ему так ответила, а сказал: клянусь Герой, Исхо­мах, жена твоя, судя но твоим словам, обнаружила мужской склад ума.

 Я хочу рассказать тебе, отвечал Исхомах, еще и о других случаях, в которых она выказала очень высокий ум, когда она по первому моему слову сей­час же послушалась меня.

Какие же это случаи? спросил я. Расскажи: мне гораздо приятнее слушать о высоких качествах жи­вой женщины, чем если бы Зевксид² показал мне портрет красавицы.

2 Тогда Исхомах стал рассказывать. Так вот, Со­крат, я как-то увидал, что она сильно набелена (хотела казаться белее, чем она есть) и сильно на­румянена (хотела казаться румянее, чем в дейст­вительности) и что на ней башмаки на высокой подошве (хотела казаться выше своего натурального роста)⁴. Скажи мне, жена, спросил я: когда ты считала бы меня, как владельца общего с тобою состояния, более заслуживающим любви,— если бы я показал тебе, что есть в действительности: не хвастался бы, что у меня больше, чем есть, и не скрывал бы ничего, что есть, или же если бы взду­мал обмануть тебя: рассказывал бы, что у меня больше, чем есть, показывал бы серебро поддельное, цепочки с деревом внутри⁵, пурпурные одежды линючие и выдавал бы их за настоящие? Она сей-

4 час же сказала в ответ: Что ты, что ты! Я не хочу, чтоб ты был таким. Если бы ты стал таким, я не смогла бы любить тебя от всей души. Ну хорошо, сказал я: мы сошлась с тобою, жена, также и для телесного общения? Да, как люди говорят. Так, когда, по-твоему, я заслуживал бы больше любви, находясь в телесном общении с тобою,— если бы, отдавая тебе свое тело, я заботился, чтоб оно было здорово и сильно и чтобы благодаря этому у меня был действительно хороший цвет лица, или же если бы я показывался тебе, намазавшись суриком и наложивши краску под глазами, и жил бы с тобою, обманывая тебя и заставляя смотреть да сурик и ка-

6 саться его вместо моей собственной кожи? Мне мень­ше удовольствия было бы, отвечала она, касаться сурика, чем тебя, меньше удовольствия было бы смотреть на цвет краски, чем на твой собственный, меньше удовольствия было бы смотреть на твои глаза подкрашенные, чем на здоровые. Так, и я,

7 сказал Исхомах, уверяю тебя, жена, меньше люблю цвет белил и румян, чем твой собственный. Нет, как боги устроили, что для лошади самое приятное су­щество лошадь, для быка — бык, для овцы — овца, так и человек считает самой приятной вещью тело

8 в его натуральном виде. Обманы эти еще как-нибудь могли бы обмануть посторонних и оставаться не от­крытыми; но люди, живущие всегда вместе, непре­менно попадутся, если вздумают обманывать друг друга или, вставая с постели, попадутся, пока еще не успели привести в порядок одежды, или пот их выдаст, или слезы откроют, или купанье покажет их в настоящем виде.

9 Что же она ответила тебе на это? Скажи ради богов, спросил я.

Ее ответом было то, что с тех пор она никогда ничем подобным уже не занималась, а старалась показываться в опрятном виде, одетая к лицу. Мало того, она меня спрашивала, не могу ли я ей чего посоветовать, чтобы ей быть на самом деле краси­

10 вой, а не только казаться. Конечно, Сократ, я сове­товал ей не сидеть все на одном месте⁷, как рабы­ни, а с божьей помощью попробовать, как следует хозяйке, подойти к ткацкому станку, да поучить служанку, если что знает лучше других, а если что плохо знает, самой поучиться, присмотреть и за пекаршей, постоять и возле экономки, когда она от­меривает что-нибудь, обойти дом и наблюсти, все ли на том месте, где должно быть. Это, казалось

11 мне, будет зараз и заботой и прогулкой. Хорошее упражнение, говорил я, также мочить, месить, вы­бивать и складывать одежды и покрывала. От такой гимнастики, говорил я, она будет и кушать с боль­шим аппетитом, и здоровье будет, и цвет лица бу-

12 дет у нее на самом деле лучше. Наружность жены, когда она, по сравнению с служанкой, и опрятнее и одета более к лицу, бывает привлекательной, осо­бенно когда к этому присоединяется желание уго-

13 дить мужу, а не служить ему поневоле. А эти сидя­щие сиднем с важностью дамы подают повод срав­нивать их с разряженными обманщицами. И те­перь, Сократ, уверяю тебя, моя жена одевается и держит себя так как я учил ее и как сейчас тебе рассказал.

 

Глава 11 ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ ИСХОМАХА

1 После этого я сказал: О занятиях жены твоей, Исхомах, мне кажется, с меня достаточно на первый раз того, что я слышал: они делают большую честь вам обоим. А теперь говори мне о своих занятиях: и тебе будет приятно рассказать о том, на чем осно­вана твоя слава, и я, прослушав подробный рассказ о занятиях прекрасного и хорошего человека и со­ставив о них себе, если можно, ясное представление, буду тебе глубоко благодарен.

2 Клянусь Зевсом, отвечал Исхомах, я буду очень рад рассказать тебе, Сократ, о своих повседневных работах; а ты укажи, в чем мне надо исправиться, если найдешь какие-нибудь мои действия непра­вильными.

3 Да по какому же праву, отвечал я, я стал бы исправлять такого идеального человека, когда я к тому же, по общему мнению, пустой болтун, зани­мающийся измерением воздуха, и, что является

4 особенно бессмысленным обвинением, называюсь бедным? Конечно, Исхомах, я был бы в полном от­чаянии по поводу такого обвинения; но на днях я повстречал лошадь иностранца того, Никия²; за ней, увидел я, шло много зрителей; некоторые, как я услышал, вели о ней оживленные разговоры. Я по­дошел к конюху и спросил, много ли денег у лоша-

5 ди. Он взглянул на меня, как даже на сумасшедше­го, раз я предлагаю такой вопрос, и сказал: Как же у лошади могут быть деньги? Тут я воспрянул духом, услыхав, что позволительно, стали быть, и бедной лошади быть хорошей, если у нee душа

6 от природы хорошая. Так вот, ввиду того, что и мне позволительно быть хорошим человеком, расскажи подробно о своих занятиях: попробую и я следовать твоему примеру в том, что смогу усвоить себе из твоего рассказа; начну с завтрашнего дня: это счаст­ливый день, прибавил я, чтобы вступить на путь добродетели.

7 'Хоть ты и шутишь, Сократ, отвечал Исхомах, во я все-таки расскажу тебе о своих занятиях, в которых я, насколько хватает моих сил, стараюсь про-

8 водить жизнь. Я пришел к убеждению, что боги не дали возможности людям жить счастливо без по­нимания своих обязанностей и старания исполнить их и что разумным и старательным они одним да­руют счастье, а другим нет. Ввиду этого я первым делом почитаю богов, но стараюсь поступать так, чтоб они по моим молитвам даровали мне и здо­ровье, и телесную силу, и уважение в городе, и лю­бовь в кругу друзей, и благополучное возвращение с войны с честью, и умножение богатства честным путем.

9 Выслушав это, я сказал: Как видно, Исхомах, ты интересуешься тем, чтоб быть богатым и, имея боль­шой капитал, иметь большие хлопоты и заботы о нем?

Конечно, интересуюсь тем, о чем ты спраши­ваешь, отвечал Исхомах: приятна, мне кажется, пышность в служении богам, приятно и помогать друзьям в случае нужды, приятно и отечество не оставлять без денег, насколько это от меня зависит.

10 Да, действительно, хорошо все это, о чем ты говоришь, и доступно только чрезвычайно богатому человеку, не правда ли? — когда много на свете людей, которые не могут жить без помощи других, много и таких, которые рады бывают, если им удает­ся добыть хоть столько, чтоб самим хватало на жизнь. Значит, кто может не только справляться со своим хозяйством, но и иметь излишек, чтоб и родной город украшать и друзьям облегчать нуж­ду, как же тех не считать богатыми и сильными?

11 Но, прибавил я, хвалить таких много нас найдется. А ты, Исхомах, расскажи мне, с чего и начал: как о здоровье ты заботишься? Как о телесной силе? Как удается тебе даже с войны с честью возвра­щаться? А о способах обогащения твоего, сказал я, достаточно будет времени послушать и потом. Все

12 это, Сократ, сказал Исхомах, как мне кажется, свя­зано одно с другим. Так, когда у человека есть пи­тание в достаточном количестве, то, зарабатывая его трудом, он вернее, мне кажется, сохранит здо­ровье; зарабатывая его трудом, скорее разовьет силу; занимаясь военными упражнениями, с боль­шей честью уцелеет на войне; заботясь надлежа­щим образом и не предаваясь лени, надо думать, скорее увеличит состояние.

13 Все, что ты говорил до сих пор, Исхомах, я понимаю, заметил я. Ты хочешь сказать, что благодаря труду, заботе и упражнению человек скорее достиг­нет благосостояния. Но какого рода труд приме­няешь ты для того, чтоб быть здоровым и сильным, как упражняешься в военном деле, как заботишься о получении излишка, дающего возможность и друзь­ям помогать и город усиливать,— вот о чем хотелось бы мне знать.

14 Так вот, Сократ, отвечал Исхомах, вставать с по­стели я привык в такой час, когда могу еще за­стать дома, кого мне нужно повидать. Если у меня есть какое дело в городе, то исполнение его служит

15 мне прогулкой; а если в городе у меня нет никакой надобности, то слуга мой отводит лошадь вперед меня в деревню, а мне прогулкой служит дорога в деревню,— это, пожалуй, полезнее, Сократ, чем гулять в галерее. По приходе в деревню, сажают ли

16 там у меня деревья, или подымают пар, или сеют, или подвозят хлеб, я смотрю, как идут работы, и приказываю работать по-иному, если знаю какой лучший способ. После этого по большей части я са-

17 жусь на лошадь и произвожу верховые эволюции, возможно более похожие на те, которые нужны на войне, не избегая ни косогоров, ни подъемов, ни ов­рагов, ни канав; стараюсь только, по возможности, не искалечить лошадь при таких маневрах. По окон-

18 чании этого слуга, дав лошади выкататься, отво­дит ее домой и вместе с тем несет из усадьбы в го­род, что нам нужно; а я то шагом, то бегом возвращаюсь домой и чищу себя скребницей⁵; потом завтракаю, Сократ, и ем столько, чтобы весь день быть ни голодным, ни слишком сытым.

Клянусь Герой, Исхомах, сказал я, мне нравит-

19 ся твой образ жизни: такое одновременное сочета­ние способов для укрепления здоровья и силы с военными упражнениями и заботами о богатстве,— все это, по-моему, восхитительно. И действительно,

20 ты представляешь веские доказательства того, что ты идешь правильным путем для достижения всех этих целей: благодаря богам мы видим тебя обыкно­венно и здоровым в сильным и знаем, что ты счи­таешься одним из самых искусных наездников и бо­гатых людей.

И вот, Сократ, по случаю такого моего образа

21 жизни, очень многие... доносят на меня; а ты, чаю, думал, я скажу, что многие называют меня пре­красным а хорошим.

А еще вот о чем я хотел спросить тебя, Исхомах,

22 сказал я, заботишься ли ты еще о том, чтобы быть в состоянии дать отчет, кому понадобится, и потре­бовать его от других?

А разве, по-твоему, Сократ, отвечал он, я не го­товлюсь постоянно именно к этому, к защите, тем, что никому не делаю зла, а делаю добро многим по силе возможности? А к обвинению разве, по-твоему, не готовлюсь тем, что замечаю, как многие делают зло отдельным гражданам, а некоторые и всему го­сударству, а добра не делают никому?

23 А готовишься ли ты к тому, спросил я, чтоб такие мысли выражать словами? Вот это еще, Исхо­мах, расскажи мне.

Да, Сократ, отвечал он, я не перестаю практико­ваться в произнесении речей. То, заслушав обвине­ние или защиту со стороны кого-нибудь из слуг, я стараюсь доказать, что он не прав; то в разговоре с друзьями браню или хвалю кого-нибудь; то мирю каких-нибудь знакомых, стараясь доказать, что им и полезнее быть друзьями, чем врагами; то, собрав­шись у стратега, мы выражаем порицание кому-нибудь или заступаемся за кого-нибудь, если на него несправедливо жалуются; то между собою об­виняем кого-нибудь, кто не по заслугам пользуется почетом. Часто и на совещании проект, желатель­ный нам, хвалим, а нежелательный критикуем. Мно-

24 го раз, Сократ, я своей собственной персоной попа­дал под суд: разбирали, какому наказанию или штрафу меня подвергнуть.

Кто же это, Исхомах? спросил я. Я этого не знал. Жена, отвечал он.

Ну, и как же ты защищаешься? спросил я. Когда правду полезно говорить, очень хорошо; а когда ложь, то, клянусь Зевсом, Сократ, не в си­лах я дело неправое изобразить как правое.

Тут я сказал: Да, пожалуй, Исхомах, изо лжи не сделаешь правды.

Глава 12

УПРАВЛЯЮЩИЙ. ВЫБОР ЕГО И ПОДГОТОВКА

1 Однако, сказал я, не задерживаю ли я тебя, Исхомах? Может быть, ты хочешь уже уйти?

Клянусь Зевсом, нет, отвечал он: я не могу уйти, Сократ, пока не разойдется совсем народ на площади.

2 Клянусь Зевсом, заметил я, ты сильно остере­гаешься, как бы тебе не потерять своего прозвища “прекрасный и хороший человек”. Вот, например, сейчас, может быть, у тебя есть много дел, требую­щих твоей заботы; но, раз ты уговорился с ино­странцами, ты дожидаешься их, чтобы не нарушить своего слова.

Нет, Сократ, отвечал Исхомах, уверяю тебя, у меня и те дела, которые ты разумеешь, не ос-

3 таются в забросе: у меня в деревне есть управляю­щие. Что же, Исхомах, спросил я, когда тебе ну­жен управляющий, ты разузнаешь, нет ли где че­ловека, способного к этой должности, и стараешься купить его, вроде того как, нуждаясь в плотнике, ты разузнаешь, я уверен, не увидишь ли где челове­ка, знающего это дело, и стараешься приобрести его,

4 или же сам обучаешь управляющих? Клянусь Зев­сом, Сократ, отвечал он, сам стараюсь обучать. Если человек в мое отсутствие должен вполне удовлетво­рительно заменять меня в заботах по хозяйству, что же иное он должен знать, как не то, что я? А ведь если я способен руководить работами, то, разумеет­ся, и другого мог бы научить тому, что сам знаю.

5 В таком случае, заметил я, первое, что ему надо иметь, это — расположение к тебе и к твой семье. Ведь без расположения что толку в знании управ­ляющего, как бы велико оно ни было?

Никакого, клянусь Зевсом, сказал Исхомах; по­этому, конечно, я прежде всего стараюсь внушать ему расположение к себе и к своей семье.

6 А как же, скажи ради богов, спросил я, ты учишь желательного тебе человека иметь расположение к тебе и к твоей семье?

Клянусь Зевсом, отвечал Исхомах, я ему оказы­ваю добро, когда боги пошлют нам что-нибудь из земных благ в изобилии.

7 Ты хочешь сказать, заметил я, что человек, поль­зующийся твоим добром, становится расположенным к тебе и желает тебе счастья?

Да, Сократ, в этом я вижу лучшее средство рас­положить к себе человека.

8 Ну, а если он станет расположен к тебе, Исхо­мах, спросил я, будет ли он годен для должности управляющего по этой причине? Разве ты не ви­дишь: хотя все люди, пожалуй, желают себе добра, однако многие не хотят заботиться, чтобы у них были те блага, которых они желают?

9 Нет, клянусь Зевсом, отвечал Исхомах, когда я хочу поставить такого человека в управляющие, я учу его и быть заботливым.

10 Как же? спросил я. Скажи ради богов. Ведь я думал, что этому научить совершенно невозможно.

Да, Сократ, отвечал он, действительно, всех как есть научить быть заботливым нельзя.

11 Так кого же можно? спросил я. Определи мне их поточнее.

Прежде всего, Сократ, отвечал он, человека, не­воздержного в употреблении вина, не сделаешь за­ботливым: пьянство заставляет его забывать обо всех нужных делах.

12 Так, только невоздержные в этом, спросил я, не­способны к заботе или еще и другие какие?

Клянусь Зевсом, отвечал Исхомах, еще и не­умеренные по части сна: когда спит человек, он ни сам не может исполнять своих обязанностей, ни дру­гих заставлять.

13 Так что же? спросил я. Только эти окажутся у нас неспособными к обучению заботливости или кроме них есть еще и другие какие-нибудь?

Мне кажется, отвечал Исхомах, и людей, чрез­мерно преданных любовным наслаждениям, невоз­можно научить заботиться о чем-нибудь больше, чем

14 об этом: нелегко найти надежду или заботу приятнее заботы о любимом мальчике, и, наоборот, трудно изобрести наказание, более тяжелое, чем разлука с предметом любви, когда предстоит какое-нибудь дело. Поэтому, когда я узнаю про кого-нибудь, что он такой, я даже и не пробую ставить его в управ­ляющие.

15 А что? спросил я. Кто влюблен в наживу, и тех нельзя обучить заботе о сельских работах?

Нет, совсем наоборот, отвечал Исхомах: они лег­ко поддаются обучению заботливости: ничего друго­го не нужно, как только показать им, что заботли­вость — дело прибыльное.

16 А прочих, сказал я, если они обладают требуе­мой тобою воздержностью и не очень падки к нажи­ве, как ты обучаешь заботиться о том, в чем же­лаешь видеть их заботливость?

Очень просто, Сократ, отвечал он. Когда я вижу с их стороны заботливость, я хвалю их и стараюсь отличать; а когда вижу небрежность, стараюсь и го­ворить и поступать так, чтобы уколоть их.

17 Ну, Исхомах, сказал я, оставим эту тему о лю­дях, обучаемых заботливости; скажи мне вот что еще об ученьи: если человек сам небрежен, может ли он делать других заботливыми?

18 Нет, клянусь Зевсом, отвечал Исхомах, это так же невозможно, как невежде делать других учены­ми ². Когда учитель показывает что-нибудь непра­вильно, трудно выучиться делать это правильно, и, когда барин подает пример небрежности, трудно

19 слуге стать заботливым. Словом сказать, у плохого барина, не помню я, чтобы замечал слуг хороших; у хорошего видел плохих, но они не оставались без наказания. А кто хочет сделать человека способ­ным к заботливости, должен уметь присмотреть за работами, понимать в них толк, быть готовым за хорошее исполнение отблагодарить исполнителя

20 и без колебания подвергнуть нерадивого заслужен­ному наказанию. Хорошо, по-моему, заметил Исхо­мах, ответил персиянин, как рассказывают, царю.

Царь однажды получил хорошую лошадь, и ему хотелось поскорее ее откормить; он спросил кого-то, считавшегося специалистом по части лошадей, что всего скорее утучняет лошадь; тот, говорят, отве­тил: “хозяйский глаз”. Так и во всем, Сократ, за­кончил он, по-моему, хозяйский глаз — самый луч­ший работник.

Глава 13 КАЧЕСТВА УПРАВЛЯЮЩЕГО

1 А когда ты вобьешь в голову человеку, спросил я, что он должен заботиться, о чем ты хочешь,— бу­дет такой уже годен в управляющие или ему при­дется еще чему доучиваться, чтобы быть годным управляющим?

2 Да, клянусь Зевсом, отвечал Исхомах, конечно, ему еще остается узнать, что надо делать, когда как; а то без этого что толку в управляющем? Раз­ве больше, чем во враче, который заботился бы о па­циенте только тем, что посещал бы его и утром и вечером, а не знал бы, что может помочь боль­ному.

3 А если он выучится, как надо исполнять ему свои работы, еще что-нибудь ему нужно будет, спро­сил я, или он будет у тебя уже идеальным управ­ляющим?

Думаю, отвечал он, ему нужно выучиться на­чальствовать над рабочими.

4 Так, и ты, спросил я, обучаешь управляющих уменью начальствовать?

Да, стараюсь по крайней мере, отвечал Исхомах. Как же, спросил я, обучаешь ты их, чтобы они умели начальствовать над людьми? Скажи ради богов.

Очень просто, Сократ, отвечал он, так что, по­жалуй, тебе и слушать-то смешно будет.

5 Нет, это не такое дело, чтоб над ним смеяться, Исхомах, сказал я. Кто может сделать другого спо­собным начальствовать над людьми, тот, очевидно, может научить его уменью быть господином, а кто может этому научить, тот может сделать его также способным быть царем. Таким образом, могущий это делать, мне кажется, заслуживает не насмешки, а большой похвалы.

6 Так вот, Сократ, отвечал он, всех животных обу­чают послушанию двумя способами: наказанием, когда они вздумают оказать непослушание, и хорошим

7 обращением, когда они охотно подчиняются. Вот, например, жеребят учат повиновению берейто­рам тем, что, когда они слушаются, им дают что-нибудь вкусное, а когда упрямятся, не дают покоя,

8 пока они не подчинятся воле берейтора. Точно так же и щенят, хотя они гораздо ниже людей и по ра­зуму и по языку, тем не менее учат бегать кругом, кувыркаться и разным другим штукам таким же способом: когда они слушаются, то получают что-нибудь им нужное, а когда бывают невнимательны,

9 их наказывают. А людей можно делать послушнее одним даже словом, показывая им пользу от пови­новения. Что касается рабов, то даже считающийся пригодным лишь для животных способ обучения очень полезен, чтобы научить их повиновению; удов­летворяя, сверх других потребностей, их аппетит, можно многого добиться от них². На честолюбивые натуры сильно действует и похвала: у некоторых натур жажда похвалы не меньше, чем у других

10 стремление к пище и питью. Всем этим средствам, которые я сам применяю, рассчитывая делать людей послушнее, я обучаю тех, кого хочу поставить в управляющие, и еще вот чем помогаю им: платья и башмаки, которые я должен давать рабочим, я де­лаю не все одинаковые, а одни похуже, другие по­лучше, чтобы можно было хорошему работнику

11 дать в награду что получше, а плохому что похуже. Мне кажется, Сократ, заметил он, у хороших работ­ников является горькое чувство разочарования, когда они видят, что работу исполняют они и тем не менее одинаковую с ними награду получают те,

12 кто не хочет нести в нужный момент ни трудов, ни опасностей. Поэтому я и сам ни в каком случае не равняю наградами хороших работников с плохими и управляющего хвалю, когда он раздает наиболее достойным лучшие вещи; а если замечу, что у него пользуется предпочтением кто-нибудь за лесть или за другое какое бесполезное угождение, я не спускаю этого управляющему: делаю ему вы­говор и стараюсь внушить, Сократ, что он поступает в этом случае даже вопреки собственному интересу.

Глава 14 ЗАКОНЫ ДЛЯ СЛУГ О ЧЕСТНОСТИ

1 А когда, Исхомах, спросил я, управляющий ста­нет уже у тебя настолько способным к власти, что может делать людей послушными, считаешь ли ты его идеальным управляющим или все еще чего-то не хватает такому обладателю упомянутых тобою свойств?

2 Да, клянусь Зевсом, отвечал Исхомах, он не дол­жен касаться барского добра, не должен воровать. Ведь, если заведующий полевыми плодами осмелит­ся тащить их столько, что оставшееся количество не будет оправдывать расходов на эксплуатацию, ка­кой толк будет от земледелия под его управлением?

3 Так и этой честности учить ты берешься? спро­сил я.

Конечно, отвечал Исхомах; однако не все склон-

4 ны, как я нахожу, подчиняться этому учению. Но я все-таки пробую направлять слуг на путь чест­ности: для этого беру кое-что из законов Дракона, кое-что из законов Солона'. Мне кажется, и эти мужи при издании многих законов задавались

5 целью учить такой честности. Так, в законе сказа­но: наказание за кражу: пойманный на месте пре­ступления подвергается лишению свободы, а оказы­вающий вооруженное сопротивление осуждается на

6 смертную казнь. Очевидно, стало быть, что законо­датели хотели посредством этого закона сделать для бесчестных людей эту позорную страсть к наживе бесполезной. Так вот я, применяя некоторые статьи из этих законов и, кроме того, еще некоторые из царских², стараюсь внушить слугам честность по

7 отношению к тому, что у них на руках. Наши законы только определяют наказания для виновных, а царские не только наказывают бесчестных, но и награждают честных: поэтому, видя, что честные становятся богаче бесчестных, многие, несмотря на свое корыстолюбие, твердо держатся правила избе-

8 гать бесчестных поступков. Когда же я замечу, что кто-нибудь, несмотря на хорошее с ним обращение, все-таки имеет поползновение к бесчестным поступ­кам, того, как неизлечимого корыстолюбца, я сей-.

9 час же отрешаю и от должности. Когда, напротив, я замечу, что кто-нибудь стремится быть честным не из-за одной выгоды, доставляемой честностью, но желает и похвалы от меня, с тем я обращаюсь уже как со свободным, не только обогащая его, но и ува-

10 жая как человека прекрасного и хорошего. Тем, по-моему, Сократ, отличается человек честолюбивый от корыстолюбивого, что он готов ради похвалы и уважения и трудиться, где нужно, и подвергаться опасностям, и воздерживаться от позорной наживы.

Глава 15 НЕОБХОДИМОСТЬ ИЗУЧАТЬ ЗЕМЛЕДЕЛИЕ

1 Когда ты внушишь человеку доброжелательное к тебе отношение и заботу о том, чтобы счастье осу­ществлялось для тебя на деле, сверх того дашь ему знание, как исполнять какую работу с большей пользой, да еще сделаешь его способным властвовать и в довершение всего этого он будет радоваться не меньше тебя самого, представляя тебе обильный и своевременный урожай, я уж не буду больше спрашивать, не нужно ли. такому человеку иметь еще какие качества: при таких достоинствах, мне кажется, он был бы уже превосходным управляю­щим. Но не оставь без разъяснения, Исхомах, сказал я, того вопроса, которого мы в своей беседе коснулись лишь слегка.

2 Какого это? спросил Исхомах.

 Ты сказал, отвечал я, что очень важное дело научиться, как исполнять какую работу; иначе, говорил ты, и от заботливости нет никакого толку, если не знаешь, что надо и как надо делать.

3 Тут Исхомах сказал: Ты просишь меня теперь изложить тебе самую технику земледелия, Сократ?

Да, отвечал я, вероятно, она-то и есть причина того, что знающий бывает богат, а не знающий, не­смотря на большой труд, живет в бедности.

4 Сейчас, Сократ, ты услышишь, сказал он, как это занятие человеколюбиво. Если земледелием заниматься очень приятно, если оно в высшей степени полезно, прилично, любезно и богам и людям, если к тому же очень легко ему научиться, разве оно не благородное занятие?' А благородными, как извест­но, мы называем и животных, которые красивы, ве­лики, полезны и в то же время ласковы к человеку.

5 Из твоего разъяснения, Исхомах, сказал я, кажется, я понял в достаточной степени, как следует учить управляющего: я понял, как, согласно твоему указанию, надо привязать его к тебе, сделать забот­ливым, способным к власти, честным. Но, что ка-

б сается твоего замечания, что для рационального на­блюдения за земледелием надо выучиться также тому, что следует делать, как и когда какую работу следует делать, этого вопроса, кажется, мы косну-

7 лись в своей беседе лишь слегка. Это все равно, как если бы ты сказал, что для уменья писать под диктант и читать написанное надо знать азбуку. Услышав это, я услышал бы только, что надо знать азбуку; но оттого, что я буду знать это, думается мне, я не буду нисколько более знать азбуку. Точно

8 так же и в данном случае: для рационального на­блюдения за земледелием надо знать его, в этом ты меня легко убедил; но оттого, что я знаю это, я не знаю нисколько более, как надо обрабатывать

9 землю. Нет, если бы мне вздумалось сейчас обраба­тывать землю, то, кажется мне, я был бы в положе­нии врача, который посещает больных и осматри­вает, но не знает средств, помогающих больным. Так вот, чтобы мне не быть в таком положении, научи

10 меня самой практике земледелия. Нет, Сократ, ска­зал он, земледелию не так трудно научиться, как другим профессиям, при изучении которых ученик дойдет до изнеможения раньше, чем будет зараба­тывать на хлеб. Нет, стоит тебе посмотреть, как работают, а отчасти даже только послушать об этом, и ты сейчас же поймешь настолько, что сможешь даже учить других, если захочешь. Да я думаю, что

11 ты много понимаешь в земледелии, сам того не за­мечая. Все специалисты почему-то скрывают важ­нейшие детали своей профессии; а земледелец, от­лично сажающий деревья, будет очень рад, если на него смотришь; точно так же и отлично сеющий; и, когда спросишь о чем-нибудь, что хорошо сделано, он не скроет от тебя, как он это сделал. Таким об-

12 разом, Сократ, земледелие, как видно, даже облаго­раживает характер человека, занимающегося им.

13 Прекрасное предисловие, сказал я: оно не заста­вит слушателя прекратить дальнейшие вопросы! Но если земледелию так легко научиться, то тем более ты должен рассказать мне о нем: тебе нет стыда объяснять такие мелкие вещи; гораздо скорее мне стыдно не знать их, тем более если они полезны.

Глава 16 ПОЧВА И ОБРАБОТКА ЕЕ

1 Так вот, Сократ, сказал он, прежде всего я хочу доказать тебе, что не трудно то, что называют самой трудной проблемой земледелия люди, излагающие очень подробно теорию его, но практически им не занимающиеся: именно, говорят, что для рациональ-

2 ной обработки земли прежде всего надо знать свойства почвы.

И правильно говорят, заметил я: кто не знает, что может земля производить, не может знать, ду­маю, даже и того, что надо сеять, какие деревья са-

3 жать. Так, и при взгляде на чужой участок земли, сказал Исхомах, можно понять, что может произво­дить земля и чего не может: стоит посмотреть на хлебные злаки и на фруктовые деревья. А когда поймешь это, бесполезно уже спорить с богом: как ни старайся сеять и сажать, что тебе нужно, все-таки будешь иметь припасов не больше, чем сколько

4 земля захочет родить и вырастить. А в случае, если, по нерадению хозяев, она не может показать свой­ственную ей силу, часто бывает можно по соседнему участку составить о ней более верное представление, чем путем расспросов у соседнего владельца.

5 Да и пустуя, она все-таки показывает свои качества: земля, производящая дикие растения в прекрасном виде, может при уходе производить и садовые растения прекрасные. Таким способом качество почвы могут различать и люди, не имеющие ника-

6 кого понятия о земледелии. Ну, насчет этого, Исхомах, отвечал я, как будто я уже достаточно успо­коился: из боязни не узнать свойства почвы мне нет

7 надобности отказываться от земледелия. Да, я вспомнил рыбаков: они работают на море, не останавливаются для осмотра, не замедляют хода, а пробегают много полей: и все-таки, видя полевые плоды на берегу, нисколько не затрудняются высказать свое мнение о земле, какая хороша и какая плоха: одну хулят, другую хвалят, и вот, как вижу, они по большей части высказывают о хорошей земле совершенно то же мнение, как и люди, опытные в зем-

8 леделии. Так с чего же, Сократ, спросил он, начать мне напоминание тебе о земледелии? Ведь очень многое из того, что я буду говорить тебе о способах земледелия, я уверен, ты уже знаешь.

9 Мне кажется, Исхомах, отвечал я, первое, чему я желал бы научиться (всякое знание годится для философа), как обрабатывать землю, если бы мне это захотелось, чтобы получать очень большой урожай ячменя и пшеницы.

10 Знаешь ты, что для посева надо предварительно подготовить новь?²

Знаю, отвечал я.

11 Что, если бы мы начали пахать землю зимою? сказал он.

Нет, была бы грязь, отвечал я. Ну, а летом, как, по-твоему?

Тверда будет земля, отвечал я, плугом не вспа­шешь.

12 Должно быть, весной, сказал он, надо начинать эту работу.

Конечно, отвечал я, в это время года земля всегда больше рассыпается при паханье.

И трава, переворачиваемая плугом, Сократ, сказал он, тогда уже доставляет удобрение земле, а еще не бросает семян, от которых могла бы вырасти

13 вновь. Думаю, и то еще ты знаешь, что для того, что­бы новь ² была хороша, надо очистить ее от сорных трав и как можно сильнее высушить на солнце.

14 Конечно, отвечал я, и это, думаю, должно быть так.

А как ты думаешь, спросил он, можно ли это сде­лать лучше, чем если летом возможно чаще перево­рачивать землю?

Вполне знаю, отвечал я, что сорные травы будут оставаться на поверхности и сохнуть от жара, а зем­ля будет высушиваться солнцем всего лучше тогда,

15 если ее среди лета в полдень пахать плугом.

А если люди, обрабатывая новь, будут копать землю лопатой, спросил я, не ясно ли, что и они должны отделять землю от сорных трав?

Да, сказал я, и сорные травы бросать на поверх­ности, чтобы сохли, а землю переворачивать, чтобы сырые части ее сушились.

Глава 17 ПОСЕВ

1 Относительно нови, Сократ, сказал он, наши мне­ния, как видишь, сходятся.

Да, сходятся, отвечал я.

Что же касается сева, Сократ, сказал он, не правда ли, ты находишь, что надлежащее время сеять — это то, которое как все прежние люди, так и теперешние на основании опыта, признали самым

2     лучшим? А когда наступит осеннее время, чуть не все взирают на бога в ожидании, когда он пошлет дождь на землю и дозволит им сеять.

Да, Исхомах, отвечал я, все признали также и то, что не следует сеять в сухую землю, насколько это зависит от воли человека: очевидно, тем, кто сеял, не получив раньше повеления от бога, прихо­дилось бороться с большими потерями.

Так, в этом, сказал Исхомах, все мы согласны.

3 Да, отвечал я, чему бог учит, в том бывает такое согласие: вот, например, все без исключения находят, что зимой лучше носить толстый плащ, если кто может, и зажигать огонь все без исключения считают нужным, если есть дрова.

Но, что касается сева, сказал Исхомах, многие

4 держатся разных мнений относительно того, какой сев лучший — ранний, средний или самый поздний ¹.

Бог устраивает годы, сказал я, не одинаково: один год благоприятен для раннего сева, другой— для среднего, третий — для самого позднего.

5 Как же, по-твоему, лучше, Сократ, спросил он,— выбрать один из этих сроков для сева,— все равно, много ли сеешь или мало,—или же сеять, начиная с самого раннего сева и кончая самым поздним?

6 Тогда я сказал: По-моему, Исхомах, всего лучше сеять при каждом севе: гораздо лучше, я думаю, получать каждый год хлеба достаточное количество, чем то очень много, то слишком мало.

Значит, и в этом, Сократ, сказал он, ты одного мнения со мною, ученик с учителем, да еще выска­зываешь свое мнение раньше меня.

7 А что, спросил я, искусство бросать семена не одинаково?

Давай рассмотрим, Сократ, сказал он, и этот вопрос всесторонне. Что семена надо бросать рукой, и ты, чай, знаешь.

Да, видел, отвечал я.

Но бросать, сказал он, одни умеют ровно, другие нет.

Значит, для этого уже нужно упражнение, ска­зал я, чтобы рука, как у кифариста², умела подчи­няться рассудку.

8 Разумеется, отвечал он, а если земля одна — то­щая, а другая — жирная?

Что ты хочешь этим сказать? спросил я. “То­щая” — не то же ли, что “слабая”, а “жирная” — не то же ли, что “сильная”?

Да, это я и хочу сказать, отвечал он, и спраши­ваю тебя, равное ли количество семян станешь ты давать той и другой земле или которой больше?

9 К вину, думаю я, надо подливать тем больше воды, чем оно крепче, отвечал я; на человека, чем он сильнее, тем больше тяжести надо накладывать, если что нужно нести, и, если нужно кого содержать, я приказал бы богатым содержать большее число людей. А становится ли слабая земля сильнее, как подъяремный скот, если в нее бросать больше пло­дов, это ты мне объясни.

10 Исхомах. засмеялся и сказал: Шутишь ты, Сократ. Однако, уверяю тебя, если бросить семя в землю и затем, пока земля получает много пита­ния с неба, снова запахать побеги от семени, это бу­дет земле корм, у нее явится сила, как от навоза; но, если дать земле питать семя все время до плода, то трудно будет слабой земле много плодов довести до зрелости. Да и свинье слабой трудно выкормить много поросят, пока они вырастут.

11 Ты хочешь сказать, Исхомах, спросил я, что в слабую землю надо бросать меньше семян?

Да, клянусь Зевсом, Сократ, отвечал он, и ты с этим согласен, раз ты говоришь, что, по твоему мнению, всех слабых надо заставлять делать меньше.

12. А для чего вы посылаете, Исхомах, спросил я, ра­бочих на поля окапывать посевы?

Ты знаешь, конечно, сказал он, что зимою быва­ют сильные дожди?

Как же не знать? ответил я.

Так вот, предположим, что некоторая часть посе­ва закрыта илом, нанесенным дождями, и некоторые корни от тока воды обнажились. Да и сорные травы вследствие дождей часто начинают расти вместе с хлебом и заглушают его.

Да, отвечал я, все это должно быть.,

13 Так, не находишь ли ты, спросил он, что как раз в это время посеву нужна какая-то помощь?

Конечно, отвечал я.

Что же, по-твоему, надо делать, чтобы помочь покрытому илом посеву?

Снять с земли бремя, отвечал я.

А что делать, чтобы помочь растениям, у которых обнажены корни? спросил он.

Присыпать к ним новой земли, отвечал я.

14 А что делать, если сорные травы растут вместе с посевом, заглушают его и расхищают у растений питание, подобно тому, как ни на что не годные трутни расхищают у пчел, что они сработают и убе­рут про запас для собственного питания?.

Клянусь Зевсом, следовало бы выкопать травы, сказал я, точно так же, как удаляют трутней из улья.

15 Так разумно мы поступаем, по-твоему, что посы­лаем рабочих окапывать? спросил он.

Конечно. Но вот что мне пришло в голову, Исхомах, сказал я: как хорошо приводить кстати сравне­ния. Ведь я страшно разозлился на сорные травы, когда ты упомянул про трутней,— гораздо больше, чем когда ты говорил о самих травах.

Глава 18 УБОРКА ХЛЕБА И ОЧИСТКА ЗЕРНА

 Однако, сказал я, после этого надо жать. Так по­учи меня и насчет этого, если что знаешь.

Хорошо, ответил он, если только не окажется, что ты и по этой части знаешь то же, что и я. Так вот, что хлеб надо срезать, ты знаешь.

Как же не знать? отвечал я.

Так как же ты будешь срезать, спросил он,— ставши, откуда ветер дует, или против ветра?

Нет, не против, отвечал я: и глазам и рукам бы­вает трудно жать против колоса и ости.

 И резать станешь верхушку колоса или у земли?

Если короток колос, сказал я, то стану резать снизу, чтобы солома была пригоднее; а если длинен, правильно поступлю, думаю, если буду резать посе­редине, чтобы ни при молотьбе, ни при веянье не тратить лишнего труда без всякой надобности. А ос­тавшуюся часть колоса, полагаю, можно или сжечь для удобрения земли, или бросить в навоз для уве­личения его количества.

 Вот видишь, Сократ, сказал он, ты и попался: и насчет жатвы ты знаешь то же, что и я.

Кажется, что так, отвечал я; мне хочется еще по­смотреть, умею ли я и молотить.

Так это-то знаешь ты, что хлеб молотят подъ­яремным скотом? сказал он.

 Как же не знать? отвечал я. Знаю и то, что для молотьбы употребляется всякого рода подъяремный скот: волы, мулы, лошади,

Так как ты думаешь, спросил он, они только лишь всего и умеют — топтать хлеб, когда их пого­няют?

Да что же еще могут уметь животные? сказал я.

 А чтобы они топтали, что нужно, и чтобы обмо­лот шел равномерно, чья это забота, Сократ? спро­сил он.

Очевидно, отвечал я, что молотильщиков: они бу­дут гонять животных по кругу и подбрасывать под ноги им то, что не вытоптано, и таким образом, оче­видно, будут отлично уравнивать гумно и очень скоро оканчивать молотьбу.

Так, и это, заметил он, ты знаешь нисколько не хуже меня.

 После этого, Исхомах, сказал я, мы будем веять зерно, чтобы его очистить.

Скажи мне, Сократ, сказал Исхомах, знаешь ли ты, что если ты начнешь веять на той части гумна, откуда ветер, то мякина полетит через все гумно?

Непременно, отвечал я.

 Стало быть, сказал он, она должна падать и на зерно.

Да, важно, сказал я, чтобы мякина перелетала через зерно на пустую часть гумна.

А если начать веять, спросил он, на подветрен­ной стороне?

Очевидно, сказал я, мякина будет сейчас же в ее приемнике.

 А когда очистишь зерно до середины гумна, ска­зал он, сейчас ли, пока еще зерно лежит так рассы­панное, будешь веять остальное зерно, не очищенное от мякины, или же сгребешь чистое зерно к столбу ² на возможно узкое пространство?

Да, сгребу, клянусь Зевсом, отвечал я, чистое зерно, чтобы мякина у меня перелетала на пустую часть гумна и не было надобности два раза веять одно и то же зерно.

 Значит, Сократ, сказал он, ты и другого мог бы поучить, как всего скорее очистить зерно!

Как видно, сказал я, я и сам не замечал, что это знаю. Да я давно уж думаю, не могу ли я быть золо­тых дел мастером, флейтистом, живописцем, хоть и сам этого не замечал: ведь и этому меня никто не учил, как и земледелию; но, как я видел земледель­цев, так видал и людей, занимающихся разными ре­меслами.

 Так вот, слазал Исхомах, я уж давно твержу тебе, что земледелие — самое благородное занятие даже и потому, что ему очень легко научиться.

Ну, хорошо, Исхомах, ответил я, знаю это: видно, я сам не замечал, что знаю, как сеять ³, хоть и знал это.

Глава 19 САДОВОДСТВО

 Не относится ли к земледелию, спросил я, и по­садка деревьев?

Конечно, относится, отвечал Исхомах. Так разве это возможно, что, как сеять, я знаю, а как сажать деревья, не знаю?

Будто ты этого не знаешь? сказал Исхомах.

Как знаю? сказал я. Да я не знаю, ни в какую землю сажать дерево, ни какой глубины и ширины рыть яму для растения, ни какой длины должно быть растение, когда его сажаешь, ни при каком положении в земле оно может лучше всего расти.

Ну, так учись тому, чего не знаешь, сказал Исхомах. Какие ямы роют для растений, я уверен, ты ви­дал?

И много раз, отвечал я.

Так, видел ли ты когда яму глубже трех футов'? Нет, клянусь Зевсом, отвечал я, даже и в два с половиной фута не видал.

А шириною больше трех футов яму видел?

Нет, клянусь Зевсом, отвечал я, даже и в два фута не видал.

Ну, еще вот на что ответь мне, сказал он, видал ты яму глубиною меньше фута?

Нет, клянусь Зевсом, отвечал я, даже и в полтора фута не видал: ведь при окапывании будут вырывать растения, если они посажены так уж чересчур близ­ко к поверхности.

Итак, Сократ, сказал он, ты вполне знаешь, что не роют яму ни глубже двух с половиною футов, ни меньше полутора.

Нельзя этого не видеть, отвечал я, когда это так бросается в глаза.

А отличаешь ты с первого взгляда сухую землю от сырой? спросил он.

Сухою считаю я, например, землю около Ликабетта ² и подобную ей, сказал я, а сырую — в Фалерской низине ³ и подобную ей.

Так в какой же земле будешь ты рыть для расте­ния глубокую яму — в сухой или в сырой? спро­сил он.

В сухой, клянусь Зевсом, отвечал я: если в сырой рыть глубокую, то встретишь воду: нельзя уже будет сажать в воду.

Прекрасно, сказал он. Так вот, когда ямы выры­ты, в какое время года надо сажать растения в сухой и в сырой земле? Видал ты это? Конечно, отвечал я ⁴.

Так, если хочешь, чтобы растение поскорее при­нялось, то как ты думаешь, когда скорее ветка пус­тит корни в жесткий грунт,— через рыхлую ли зем­лю, если подсыпать под нее обработанной земли, или через необработанную?

Очевидно, сказал я, что через обработанную оно скорее пустит корни, чем через необработанную.

Значит, надо подсыпать земли под растение?

Почему не подсыпать? сказал я.

А как, по-твоему, лучше укоренится ветка,— если ты поставишь ее всю прямо, верхушкой к небу, или, если часть ее положить горизонтально под подсы­панной землей так, чтобы она лежала на манер по­вернутой гаммы ⁵?

Вот так, клянусь Зевсом: больше будет глазков под землей; а из глазков, как я вижу, и поверх зем­ли растут побеги; думаю, и с глазками под землей то же самое делается. А если много будет ростков под землей, то растение, думаю, пойдет скоро и сильно.

Так и насчет этого, сказал он, ты одного мнения со мною. Что же? Ты только нагребешь кучку земли вокруг растения или и утопчешь ее хорошенько?

Утопчу, клянусь Зевсом, отвечал я. Если не утоптать, то от дождя, наверно, неутоптанная земля превратится в грязь, а от солнца высохнет до глуби­ны; таким образом, есть опасность, что растение бу­дет гнить от сырости и сохнуть от засухи, когда кор­ни подвергаются жару. 

Значит, и насчет посадки винограда⁶, Сократ, ты во всем одного мнения со мной.

И смоковницу, спросил я, так же надо сажать?

Думаю, отвечал Исхомах, и все другие фруктовые деревья. Ведь, если что полезно при посадке виногра­да, что из этого не одобрить для посадки других растений?

А маслину как мы будем сажать, Исхомах? спро­сил я.

Ты хочешь испытать меня и насчет этого, сказал он, хоть сам превосходно это знаешь. Ты ведь ви­дишь, конечно, что для маслин ямы роют глубже, потому что их роют главным образом по сторонам дорог⁷; видишь, что у всех молодых растений есть пеньки; видал, что на голове у всех растений нало­жена грязь и верхняя часть у всех растений защи­щена покрышкой.

Вижу все это, сказал я.

А если видишь, заметил он, то чего о них ты не знаешь? Или не знаешь, Сократ, как сверху на гря­зи положить черепок?

Клянусь Зевсом, Исхомах, отвечал я, все, о чем ты говорил, мне известно. Но мне опять пришло в го­лову, почему это, когда ты раньше предложил мне общий вопрос, умею ли я сажать, я дал ответ отри­цательный. Мне казалось, что я не мог бы ничего сказать о способах посадки; но, когда ты стал пред­лагать мне вопросы по отдельным пунктам, я даю тебе ответы, совпадающие с мнением, которого дер­жишься ты, такой великий специалист по части земледелия. Неужели, Исхомах, вопросы служат одним из методов обучения"? Только теперь я понял, как ты мне предлагал вопросы по отдельным пунктам:

ты ведешь меня через факты, мне известные, указы­ваешь на сходство с ними тех, которые я считал не­известными, и чрез это заставляешь меня верить, будто я и их знаю.

Так неужели, сказал Исхомах, если бы я спросил тебя о серебряной монете, настоящая она или нет, я мог бы заставить тебя верить, что ты умеешь отли­чать настоящие деньги от поддельных? Или, спра­шивая об игре на флейте, убедил бы тебя, что ты умеешь играть, или о живописи и обо всех подобных искусствах?

Может быть, отвечал я, раз ты заставил меня ве­рить, будто я умею обрабатывать землю, хоть я знаю, что никто никогда не учил меня этому делу.

Нет, Сократ, это невозможно, сказал он; но, как я тебе и раньше говорил, земледелие — такое любя­щее человека, гуманное занятие, что, у кого есть гла за и уши, тому оно тотчас дает знание себя. Много­му оно само учит, как лучше всего с ним обращать­ся. Вот, например, виноградная лоза поднимается на дерево, если есть дерево вблизи: она учит нас, что надо ее держать в вертикальном положении; раски­дывает она листья, пока гроздья у нее еще нежны: она учит, что в эту пору надо затенять гроздья, на ходящиеся на солнце; а когда придет время ягодам уже наливаться сладостью от солнечных лучей, она сбрасывает листья и учит человека обнажать ее и дать плодам созреть. Наконец, благодаря обилию плодов своих, она представляет нашему взору одни гроздья уже зрелыми, другие — еще зеленоватыми: она учит срывать с нее плоды, как собирают смок­вы,— те, которые в данный момент уже поспели.

Глава 20

ЗАБОТЛИВЫЕ И НЕРАДИВЫЕ ЗЕМЛЕДЕЛЬЦЫ

Тут я сказал: Если земледелию так легко на­учиться и все одинаково знают, что надо делать, от­чего же это бывает, Исхомах, что не у всех и мате­риальное положение одинаково: одни живут богато и имеют излишки, другие не только не могут добыть себе необходимых средств, но даже еще впадают в долги?

Это я скажу тебе, Сократ, отвечал Исхомах. Не знание и не незнание делает одних земледельцев богатыми, других — бедными. Не слыхать таких раз­говоров, будто хозяйство разорено оттого, что сеятель посеял неравномерно, что садовник посадил де­ревья не в ряд; что хозяин не разобрал, какая земля годится для винограда, и посадил его в неподходя­щем месте; что он не знал, что для посева полезно предварительно обработать новь; что он не знал, что  полезно к земле примешивать навоз. Нет, гораздо чаще приходится слышать вот какие толки: такой-то не получает хлеба со своего именья, потому что не заботится, чтобы поле у него было засеяно или что­бы оно было унавожено. Или: у такого-то нет вина, потому что он не заботится о посадке новых вино­градных деревьев и чтобы имеющиеся у него прино­сили плод. Или: у такого-то нет ни масла, ни смокв потому что он не заботится и не принимает мер  к тому, чтоб это было у него. Вот, Сократ, какое раз­личие между земледельцами, почему и материаль­ное положение их различно,— гораздо лучше поло жения того, кто придумает какое-нибудь гениальное, как он воображает, изобретение по части земледе­лия '. Равным образом и стратеги в некоторых стра­тегических операциях бывают одни хуже, другие лучше не потому, чтобы они отличались друг от дру­га талантом, но несомненно заботливостью: одни на­чальники исполняют, а другие не исполняют то, что и стратегам всем известно и большинству рядовых.

Так, например, все знают, что, идя по неприятель­ской стране, лучше идти таким строем, при котором, в случае надобности, было бы выгоднее всего сра­жаться. Так вот, зная это правило, одни его соблюдают, другие не соблюдают. Часовых ставить и днем и ночью лучше перед лагерем: это правило все зна­ют, но и о нем одни заботятся, чтоб оно исполнялось,  а другие не заботятся. Точно так же очень трудно най­ти человека, кто бы не знал, что когда бывает нужно идти где-нибудь по узкому проходу, лучше заранее  занимать выгодные позиции. Тем не менее, одни за­ботятся об исполнении этого, другие — нет. Вот и про навоз все говорят, что это превосходная вещь для земледелия, и видят, что он получается сам собою; и все-таки, хоть и прекрасно знают, как он получает­ся, и хоть легко наготовить его большое количест во,— одни заботятся, чтобы и он собирался, другие относятся к этому небрежно. А между тем дождь бог посылает с неба, и все углубления обращаются в лужи, а земля производит всякого рода сорные травы; землю должен очищать всякий, кто хочет сеять, и если бросать в воду сор, удаляемый с земли, то время уже само сделает из него то, что любит земля: какой сор, какая земля в стоячей воде не обратится в удобрение? Также, как сильно нуждается в уходе земля — слишком сырая для посева или слишком соленая для садоводства,— это знают все, а равно и то, как отводить воду канавами и как ис­правлять солончаковую почву примесью разных ве­ществ, жидких и сухих, не содержащих соли; однако и об этом одни заботятся, другие — нет.

Но пред­положим, что кто-нибудь совершенно не в состоянии разобрать, что может производить земля, что ему нельзя увидать ни плода ее, ни растения и не от кого услышать правду о ней: не гораздо ли легче всякому испытать землю, чем лошадь или человека? Земля ничего не показывает с целью обмана, но с простотою открывает, на что она способна и на что не способна, и говорит правду. Мне кажется, земля  служит превосходным средством отличить дурного человека от хорошего благодаря тому, что все дары ее легко понять и изучить: не работающему нельзя оправдываться незнанием, как в других профессиях, так как всем известно, что земля за добро платит  добром. Леность при земледелии — явный показа­тель дурной души: что человек мог бы жить без хле­ба насущного, в этом никто не уверит себя; стало быть, кто не хочет заниматься земледелием и не имеет никакой другой профессии, дающей средства к жизни, тот, очевидно, думает жить воровством или грабежом, или попрошайничеством, или уж он — ду­рак набитый. Большое влияние на выгодность или убыточность земледелия оказывает то, когда один хо­зяин, имея большее или меньшее число рабочих, прилагает некоторую заботу, чтобы рабочие у него были вовремя на работе, а другой не заботится об этом. Один человек, пожалуй, стоит целого десятка  благодаря тому, что он работает в свое время, а другой — благодаря тому, что не уходит раньше времени.

А если позволить людям целый день рабо­тать кое-как, то разница, пожалуй, окажется в половину всей работы, Подобно этому бывает, что во время пути на протяжении двухсот стадий² один обгонит другого на сто стадий, хотя оба путника и молоды и здоровы, если при этом один идет, выполняя цель, к которой стремится, а другой с легким сердцем отдыхает и около источников и в тенистых местах, смотрит по сторонам, ловит  мягкий ветерок. Точно так же большая разница и в исполнении полевых работ между работниками, делающими дело, к которому они приставлены, и не делающими его, а находящими предлог не работать, когда им дозволяют бездельничать.

Между хорошей работой и плохим выполнением ее такая же большая разница, как между абсолютной работой и абсолютным ничегонеделанием. Так, на­пример, когда при вскапывании для очищения винограда от горных трав рабочие вскапывают землю так, что сорные травы растут обильнее и пышнее, как не назовешь это ничегонеделанием?

Так вот какие причины гораздо более разоряют хозяйство, чем полное незнакомство с делом. Когда деньги на рас­ход полностью уходят на хозяйство, а работы испол­няются не так, чтобы приход перевешивал расход, ничего мудреного нет в том, что вместо излишка получается дефицит. Но для людей, умеющих забо­титься о деле и усердно обрабатывающих землю, земледелие — самое эффективное средство обогаще­ния. Мой отец и сам так вел хозяйство и меня на­учил. Он никогда не позволял мне покупать землю хорошо обработанную, а такую, которая, по небреж­ности ли хозяев или по недостатку средств у них, не обработана и не засажена; такую он советовал покупать. Обработанная, говорил он, и стоит дорого, и улучшать ее нельзя; а если нельзя ее улучшать, то она не доставляет столько удовольствия; напротив, всякая вещь и скотина, которая идет к улучшению, очень радует хозяина. Так вот, нет ничего способно­го к большему улучшению, как земля, которая из запущенной становится в высшей степени плодородной.

Уверяю тебя, Сократ, что, благодаря нашим ста­раниям, стоимость многих участков земли стала во много раз больше первоначальной. Эта мысль — та­кая драгоценная, и так легко ее понять, что, хотя ты ее только сейчас услышал, но будешь ее знать не  хуже меня и другого научишь, если захочешь. Да и отец мой не у другого научился этому и пришел к этой мысли не путем теоретического размышле­ния, но, как утверждал он, по любви своей к земле­делию и труду; он захотел иметь подобный участок, чтобы и руки приложить к нему и получать удовольствие от доставляемого им дохода. Да, Сократ, при­бавил он, мой отец по натуре своей, как мне кажется, любил сельское хозяйство больше всех афинян.

Выслушав это, я спросил его: Что же, Исхомах, отец твой сам владел всеми этими именьями, кото­рые он привел в цветущее состояние, или также и продавал, если мог получить хорошую плату?

Да, клянусь Зевсом, и продавал, отвечал Исхо­мах, но тотчас же, по своей любви к труду, взамен одного покупал другое именье, но запущенное.

Судя по твоим словам, Исхомах, сказал я, отец твой, действительно, по натуре своей любил сельское хозяйство не меньше, чем купцы любят хлеб. Ведь и купцы, по своей чрезвычайной любви к хлебу, как прослышат, что где-нибудь его очень много, так и едут туда за ним, переплывают и Эгейское, и Евксинское, и Сицилийское море ³. Потом наберут его как можно больше и везут по морю, да еще на том судне, на котором сами едут. Когда им понадобятся деньги, они не выбрасывают хлеб зря, по дешевым ценам, куда попало, а, напротив, где, по слухам, цены на хлеб всего выше и где больше всего им дорожат, к тем и везут его на продажу. В таком же роде, должно быть, и отец твой был любителем сельского хозяйства.

На это Исхомах сказал: Ты шутишь, Сократ, а я ничуть не меньше считаю даже любителями строительства тех, которые, выстроив дом, продают его, а потом строят новый.

Нет, клянусь Зевсом, Исхомах, возразил я, я верю тебе: это так естественно, что все любят то, из чего надеются извлечь себе выгоду.

 

Глава 21

УМЕНЬЕ ОБРАЩАТЬСЯ С ЛЮДЬМИ И ПОВЕЛЕВАТЬ ИМИ

Однако вот что пришло мне в голову, Исхомах, сказал я, как ловко ты обратил весь разговор в за­щиту своего тезиса. Ты выставил тезис, что земледе­лие легче других искусств для изучения: и теперь, на основании всего сказанного тобою, я вполне убе­дился, что так оно и есть.

Да, клянусь Зевсом, отвечал Исхомах, но в отно­шении того, Сократ, что играет одинаковую роль во . всякой профессии, будет ли то земледелие или обще­ственная деятельность, хозяйство или военное дело,— я разумею способность властвовать,— в этом отноше­нии, согласен с тобою, существует очень большая разница между людьми в зависимости от их духовных свойств. Возьмем для примера военный корабль: когда нужно бывает в открытом море пройти в тече­ние дня известное пространство, один келевст * умеет словом и делом зажечь в людях желание работать, а другой так несообразителен, что на тот же путь приходится употребить с лишком вдвое больше вре­мени. Одни выходят на берег вспотевшие, довольные друг другом,— келевст и его подчиненные,— а те, кото­рые приезжают без пота, полны ненависти к своему  начальнику и ему ненавистны. И между командира­ми в этом отношении есть разница: одни не могут внушать солдатам ни любви к труду, ни любви к опасностям; их солдаты не хотят им повиноваться, считая это для себя унизительным, кроме как в слу­чае необходимости, а, напротив, гордятся своим про тивлением начальнику. Эти командиры не могут вну­шить солдатам даже чувства стыда, если войско по­кроет себя позором. Наоборот, начальники, любимые богами, хорошие, знающие, приняв под свою коман­ду этих же самых солдат, а часто и других, еще худ­ших, умеют внушить им чувство стыда к позорным поступкам, внушить им мысль о важности повинове­ния, так что каждый из них с радостью повинуется, воодушевить их всех желанием работать общими си­лами, когда потребуется работать.

Как у отдельных  лиц иногда бывает врожденная любовь к труду, так подобно этому хороший командир может внушить и целому войску и любовь к труду и честолюбивое же­лание, чтобы подвиг солдата был замечен командиром. К какому командиру так относятся подчинен­ные, тот и есть сильный начальник, а вовсе не тот, клянусь Зевсом, кто физически сильнее самих солдат, кто бросает копье или стреляет из лука лучше всех, кто, имея лучшего коня, кидается в опасность впереди всех как самый лучший всадник или пелтаст ²,— но тот, кто умеет внушить солдатам долг идти за ним и в огонь и в любую опасность. Того  с полным правом можно назвать человеком, одарен­ным великим умом, за кем идет много людей, про­никнутых его мыслью; про того можно по справед­ливости сказать, что он идет с большой массой, воле которого готова служить масса рук ³; великий муж поистине тот, кто может совершать великие подвиги  не столько силою тела, сколько силою ума. То же бывает и в домашних делах: поставленный во главе дела человек, в должности ли управляющего или надсмотрщика ⁴, если он умеет внушить работникам охоту к работе, энергию, усердие, такой человек добьется хорошего результата и большой создаст  перевес прихода над расходом. Если при появлении барина на работе,— барина, который может и жесто­ко наказать плохого работника и отлично наградить усердного, если при этом среди рабочих не произой­дет никакой заметной перемены, такому хозяину я не позавидую. Напротив, если при виде хозяина ра­бочие встрепенутся, если у каждого из них пробу­дится сила, взаимное соревнование, честолюбивое желание отличиться во всем,— про того я скажу, что в его душе есть что-то царственное.

Вот это-то и есть  самое важное, по-моему, как во всяком деле, где что-нибудь исполняется человеческими руками, так рав­но и в сельском хозяйстве. Но, клянусь Зевсом, я уже не скажу, что этому можно научиться, взглянувши или раз послушавши; нет, чтобы иметь эту силу, нужно и образование, и природные дарования, и, самое главное, милость богов. Да, это благо, как мне кажется, совершенно не зависит от воли человека, но от воли богов,— это искусство властвовать над людьми по их добровольному признанию; несомненно, оно даруется тому, кто поистине посвящен в таинства добродетели. А власть над людьми против их воли, мне кажется, боги дают тому, кого считают заслуживающим жизни Тантала ⁵, который, рассказывают, пребывает в царстве Аида в вечном страхе умереть вторично.

вернуться

Координация материалов. Экономическая школа

Контакты