100 Hot Books (Амазон, Великобритания)
Дж. Бреннан, Дж. Бьюкенен Причина правил. Конституционная политическая экономия. Выпуск 9 серии "Этическая экономия: исследования по этике, культуре, и философии хозяйства" / Пер. с англ. под ред. А. П. Заостровцева. — СПб: Экономическая школа. 2005. 272 с.
ПРЕДИСЛОВИЕ
Англо-американская юриспруденция подчеркивает правило «разумного подхода»; она полностью игнорирует разумный подход к правилам. Мы играем в социоэкономические - правовые - политические игры, которые могут быть эмпирически описаны только с помощью их правил. Однако большинство из нас играют без понимания или оценки правил, - как они возникли, как обеспечивается их исполнение, как они могут быть изменены и, самое важное, как они могут быть нормативно оценены. Базовая «конституционная неграмотность» распространяется на и включает в себя как специалистов, так и неспециалистов. Мы отмечаем со смесью восторга и зависти тех умных стратегов, которые манипулируют существующими правилами к их собственной выгоде. Именно этим личностям, выступающим скорее в роли спекулянтов, чем мудрецов, слишком многие подражают. Смышленость присутствует в большом количестве, но мудрость, кажется, становится все более редкой.
Наша гипотеза подтверждается почитанием, которое американцы оказывают отцам-основателям. Джеймс Мэдисон, Бенджамин Франклин, Томас Джефферсон и равные им выделяются своим глубоким пониманием смысла правил в политическом порядке; понимания, которое оно заложили в конституционные документы - «священные» тексты, которые, несомненно, сохранили свое влияние через два столетия. Мудрость и понимание отцов-основателей подверглись серьезной эрозии в наше время. Ухудшение социального, интеллектуального, философского капитала западного гражданского порядка ощущается сегодня многими, хотя бы только интуитивно.
На наиболее фундаментальном уровне правила находят свое основание в никогда не иссякающем желании людей жить вместе в мире и гармонии, без непрерывной гоббсиан-ской войны всех против всех. Каким образом общественный порядок может быть установлен и сохранен? Вся наука об обществе и философия, прямо или косвенно, должны задавать этот вопрос.
Отчасти относительное пренебрежение этим вопросом в его явной форме вытекает из отсутствия четко определенного ответа. Когда мы признаем, что естественной склонностью человека является преследование им его собственных интересов и что различные интересы людей почти неизбежно вступают в конфликт, то слишком легко впасть в отчаяние. Кажется, что любой общественный порядок покоится на чрезвычайно хрупком основании. Должна ли жизнь быть либо «отвратительной, жестокой и короткой» в анархии или под Левиафаном?
Два пути к спасению в широком понимании давали надежду ученым и гражданам на протяжении веков. Один из них есть способность человека к моральному совершенствованию. Люди, со временем, могут полюбить друг друга. Много энергии было потрачено на достижение этой цели. Наблюдаемый успех - сомнителен, хотя мы не хотим здесь судить эти усилия как недостойные или ненужные.
Второй возможный путь спасения от «общественной дилеммы» не требует того, чтобы люди стали «лучше» в некотором принципиальном моральном смысле. Этот подход начинается с людей как существующих эмпирических реальностей, с их моральными изъянами и всем прочим. Эти реальности, обобщенные в несколько неудачном афоризме «человеческая природа», ограничивают достижение состояния социальной гармонии. Однако даже в рамках такого ограничения остается надежда на устойчивый социальный порядок благодаря соответствующим замыслу, построению и поддержанию правил, которые устанавливают пределы на пути, где каждому позволено навязывать свое руководство Другим,
Идея, что правила могут заменить мораль, были знакомы экономистам и философам, по крайней мере, со времен Адама Смита. И, конечно, великим интеллектуальным открытием XVIII столетия был спонтанный рыночный порядок - открытие того, что внутри некоего надлежащего устройства правил («законов и институтов», согласно фразеологии Адама Смита) индивиды, преследуя собственные интересы, могут продвигать интересы других. Результат - огромная сеть социальной координации, усовершенствованная и распространенная вплоть до границ разделения труда, которая даже столетия спустя не поддается воображению, когда оценивается как организация сотрудничества. Однако сотрудничество агентов на рынке не требует ни того, чтобы эти агенты понимали устройство, ни чтобы они превосходили обычный моральный уровень в своем поведении. То, что оно требует, так это надлежащий «конституционный контекст» - правильное устройство правил вместе с некоторыми средствами принуждения к их исполнению.
Все это однажды уже было центральной частью «политической экономии» и даже сегодня учебники экономики сохраняют остатки этих принципов. В то же время экономистов буквально стали определять как тех, кто «знает, как работают рынки», причем «работа» понималась в терминах координации индивидуального поведения через институциональную структуру. Однако с первых лет этого столетия8 профессиональные экономисты сместили свое внимание. Они занялись предсказаниями эффектов экзогенных изменений на наблюдаемые и измеряемые характеристики рыночных результатов (цены, ставки заработной платы, количества благ и т.д.) и разработкой логических выводов из альтернативных предположений (или альтернативных «моделей»). Вместе с этим смещением внимания современные экономисты, по-видимому, утратили раннее понимание, которое, было, возможно, их главным разумным основанием в любом «общественном» смысле.
В теории общественного выбора, которая применяет технику и аналитический аппарат современной экономики к изучению политических процессов, аналогичное расхождение в акценте составляет разделяющий рубеж. Некоторые современные ученые рассматривают теорию общественного выбора как полную аналогию «науки» о рынках. Цель
8 Речь идет о начале XIX столетия, так как книга издана в 1985 году — Прим. науч. ред.
вывести тестируемые гипотезы относительно влияний конкретных изменений в базовых параметрах на наблюдаемые политические результаты. Другие теоретики общественного выбора (социального выбора) заняты аналитической эзотерикой в моделировании альтернативных политических механизмов.
Третье направление исследовательской деятельности в общественном выборе - и это именно то направление, в котором мы лично более всего участвуем - имеет больше общего с ранней традицией в «политической экономии». Цель здесь - понять работу альтернативных политических институтов, так что выбор между такими институтами (или устройствами правил) может происходить на основе более полной информации.
Мы назвали эту исследовательскую программу «конституционной политической экономией», как в подзаголовке данной книги, так и в других работах. В широком понимании предмет этой книги - методология конституционной политической экономии.
Эта исследовательская программа не является новой ни для одного из нас. Мы совместно, по отдельности, в соавторстве с другими, по кусочкам и частям, здесь и там делали предыдущие попытки поддержать конституционное понимание. Конкретно, мы начали с анализа того, как правила политического порядка работают, как такие правила могут быть выбраны и как могут быть установлены нормативные критерии для такого выбора. Мы также, особенно в работах начала 1980-х годов, пытались анализировать базовую логику правил; показать, почему правила или институты, а не результаты, должны быть в центре исследования. Как выяснилось, эта разновидность анализа, которая, как мы думали, пользуется почти всеобщим пониманием, оказалась на удивление противоречивой. Наш опыт в попытке убедить других, - как в академической среде, так и за ее пределами, - признать результаты анализа наиболее сложных и комплексных вопросов конституционного построения породили растущую убежденность в том, что интеллектуальная проблема расположена на глубочайшем уровне мыслительного процесса. Без разделяемой «конституционной ментальности», без некоторого начального общего основания, от которого может продолжаться обсуждение, вся аргументация об этом построении превращается в ничто.
Поскольку мы сами являемся профессиональными экономистами, мы были особо озадачены нежеланием наших коллег принять то, что мы называем конституционной перспективой. Экономисты в этом столетии были весьма озабочены «провалами рынка», которые были в центре внимания экономистов-теоретиков благосостояния, которые доминировали в экономической мысли середины столетия.9 Этот упор на провалы рынка распространился как на микро, так и на макроуровень анализа. Ученые, специализирующиеся на любом из этих уровней, не демонстрировали нежелания давать советы правительствам по детальным корректировкам рынка и макроэкономическому управлению. В ретроспективе, после появления теории общественного выбора, кажется странным, что эти ученые так редко демонстрировали желание применять их аналитический аппарат к отличным от рынка институтам; они почти не уделяли внимания политике и политическим институтам. Раз политические рекомендации, как представляется, возникли из их аналитики провалов рынка, то не было последующего анализа, направленного на доказательство того, что люди в их политических ролях, как принципалов, так и агентов, ведут себя так, как диктуют предписания экономистов. Неявно экономисты оказались запертыми в рамках предпосылки, что политическая власть вручена группе моральных суперличностей, чье поведение может быть описано как соответствующим образом ограниченная функция общественного благосостояния. Первые робкие попытки некоторых первопроходцев теории общественного выбора внести оттенок практического реализма в наши модели индивидуального поведения в политике были подвергнуты обвинениям в идеологическом предубеждении. Миф о благонамеренном деспоте, кажется, имеет солидную устойчивость, - явление, которое мы специально исследуем в главе 3.
В большинстве фундаментальных аспектов, различие между конституционалистской и неконституционалистской перспективами включает различие в человеческом взгляде на самого себя как на разумное существо, взаимодействующее с другими в неком
9 Естественно, имеется в виду XX столетие — Прим. науч. ред.
общественном порядке. Наши интересы ограничены нашей исходной предпосылкой, что люди должны оцениваться равные в моральном плане. В нашей исследовательской программе конституционалистская перспектива с необходимостью является контракционистской - положение, составляющее предмет главы 2.
Обсуждение в этой книге может быть разделено на четыре части. Первые четыре главы охватывают общие вопросы в любом анализе правил. Глава 1 проводит принципиальное различие между конечными состояниями или результатами, возникающими из поведения в рамках правил и самими правилами. С помощью введения нескольких независимых обоснований мы делаем попытку показать, почему важен наш упор на правила. Как уже отмечалось, глава 2 обсуждает свойства нормативного положения, обычно именуемого «контракционизм». Как также отмечалось, глава 3 представляет нашу попытку понять оппозицию конституционному подходу. Глава 4 сосредоточена на методологической и часто упускаемой стороне вопроса - различии между выбором в рамках действия конституции и конституционным выбором; это ставит нашу работу близко к работам классиков политической экономии. В частности, мы утверждаем, что поведенческие предпосылки, пригодные для анализа правил, могут быть отличны от тех, что уместны для предсказаний в отношении результатов, порождаемых четко определенными правилами.
Главы 5 и 6 рассматривают временное измерение выбора в частных - в их отличии от коллективных - системах. Целью является показать, что индивиды будут вполне рационально в большей мере дисконтировать будущее в контексте коллективного выбора - факт, который дает отчетливое основание для правил в системе коллективного выбора. Общая абстрактная аргументация главы 5 развивается в главе 6 путем обращения к трем современным примерам. Анализ «политики без правил» с помощью этих трех примеров дает серьезную поддержку раннее приведенным аналитическим аргументам.
Главы 7 и 8 исследуют связь между правилами и «справедливостью» в различных толкованиях. Глава 7 предлагает интерпретацию понятия справедливость, которое зависит от предшествующего существования ограниченного правилами поведения. В той мере, в какой справедливость ценится, то понимая так справедливость дает основание для правил. В главе 8 мы обращаем внимание на вопрос о распределительной справедливости. В отличие от более привычного обсуждения, посвященного сравнениям альтернативных воображаемых «распределений», упор делается на действие «политики без правил» в предпринятой попытке воплощения норм распределительной справедливости.
Книга завершается главой 9, которая стоит в стороне от остального обсуждения. Мы правильно могли бы быть обвинены в наивности, если бы нам не удалось обратиться к критической проблеме осуществления. Возможны ли конституционные изменения в демократии? Ясно, нет, если имеет место широко распространенное неведение о смысле правил. Однако как реформа сумеет преодолеть идентифицируемые особые интересы даже при наличии требуемого конституционного здравого смысла? Кассандра смотрит через плечо в таких случаях, но все наши усилия, в этой книге или где-либо еще, свидетельствует о нашей вере, что мы сможем, как участники в продолжающемся академическом диалоге и, в конечном счете, как граждане, улучшить правила игры, в которую мы играем.
Как отмечено, отчасти мотивация для наших упражнений в данной книге лежит в реакции, с которой столкнулась наша предшествующая работа, как среди симпатизирующих, так и антагонистов в равной мере. В большей мере эта реакция базировалась, мы полагаем, на принципиальном непонимании - неудаче уловить, что мы пытались сделать. Оказались ли мы более успешными в наших настоящих усилиях - это решить смогут только читатели. Здесь нужно сделать только одно замечание, и заключается оно в том, что при написании этой книги мы были более, чем обычно, зависимы от наших критиков. В этой связи, мы должны выразить особую благодарность Ричарду Масгрейву и Джюлесу Коулмену, которые преподнесли нам величайший академический комплимент - восприняли нашу работу серьезно. Среди наших ближайших коллег Дуайт Ли внес вклад в некоторые идеи представленные в главах о политике и времени, а Лорен Ломаски - его присутствие всегда стимулирует - дал ценные комментарии относительно глав 6 и 7. Комментарии Виктора Ванберга к главе 1 помогли нам избежать двусмысленности, а комментарии Денниса Мюллера на главу 7 также были полезны. Несколько замечаний Роберта Толлисона помогли нам исправить всю рукопись.
Эта книга, подобно предшествующей книге Власть облагать налогом и многим другим более коротким работам, истинный продукт обоих авторов. Однако труд должен быть разделен и ответственность за первый вариант работы распределена. На Бреннана легла задача первоначальной работы над главами 1, 4, 7 и 8; на Бьюкенена - оставшиеся главы, а именно главы 2, 3, 5, 6 и 9. Некоторые из материалов, в особенности из глав Бьюкенена, были сперва представлены в лекциях на конференции Фонда Свободы в Сноуберде, Юта, в 1981 году и в Оксфорде, Англия, в 1982 году.
Непосредственно помогал нам в наших усилиях Центр изучения общественного выбора, университет Джорджа Мэсона, а косвенно те, кто щедро поддерживал программы Центра. За более обширный проект по «конституционной политической экономии», частью которого является эта книга, мы с благодарностью признательны Фонду исследований в экономике и образовании, Лос-Анджелес.
В развивающейся традиции Бьюкенена, мы должны снова поблагодарить Бетти Тиллман за компоновку работы. Ее усилия заслуживают больше, чем обычно, так они предпринимались в процессе большого переезда, который охватил весь Центр общественного выбора, и который она направляла практически без посторонней помощи. Ее необычайная преданность и неизменная приветливость, которые являлись ее характеристиками на протяжении более чем двух десятилетий, продолжали непрестанно удивлять нас и заслуживают нашей постоянной благодарности.
Джеффри Бреннан
Джеймс Бьюкенен
Координация материалов. Экономическая школа